Адольф Гуггенбюль-Крейг

Брак умер – да здравствует брак!

Прежде всего я хотел бы поблагодарить свою семью, без помощи которой данная книга никогда не была бы написана.

Моя особая благодарность также Паулю и Андреас Белласи, которые помогли мне выбрать наиболее подходящую форму изложения.

Брак между мужчиной и женщиной – состояние столь далекое от естественного, что, по нашему разумению, у них есть все основания для того, чтобы его прекратить, но давление, которое оказывает цивилизованное общество, стремясь предотвратить разводы, более чем достаточно для того, чтобы скрепить этот союз.

Доктор Сэмюэль Джонсон (1709–1784)

© A. Guggenbühl-Creig, 1979

© «Когито-Центр», 2007

* * *

Предисловие

Автор попросил меня представить эту книгу читателям. Для меня это приятная задача, поскольку «Брак умер – да здравствует брак» – работа, заслуживающая самого пристального внимания; кажущаяся простота авторского стиля не мешает размышлениям автора быть в высшей степени содержательными и проницательными, какими они и должны быть в книге, посвященной такой непростой теме, как брак. Примечательно, что эта тема, хотим мы того или нет, волновала и продолжает нас волновать. Причина этого, вероятно, кроется в потребности человеческой души добраться до сокровенного, ощутив тем самым свою уникальность.

В центре внимания Адольфа Гуггенбюля-Крейга находятся личность и универсальность индивидуации. Воспринимая эту идею с религиозной серьезностью, он рассматривает ее применительно к сексуальности с ее вполне естественной «ненормальностью» и к браку, естественность которого автор подвергает сомнению. Одним словом, книге свойственны парадоксы.

Гуггенбюль-Крейг называет вещи своими именами, просто, ясно и прямо, без тени жеманства и рассматривает брак как выражение архетипического начала, более фундаментального, чем можно было бы предположить, судя по социальным и личным проблемам, свойственным браку. Уделяя большое внимание архетипической проблематике, автор отнюдь не упускает из виду индивидуальность, утверждая, что проявление супружеского архетипа в каждом конкретном случае зависит от личностных черт супругов.

Шекспир сказал: «Дураки выскакивают вперед там, где ангелы не отваживаются». Автор, как мне кажется, ведет нас в область, куда ангелы не отваживаются вступать, и, говоря это, я намекаю не на дурачество, а на нечто дьявольское. В книге одна за другой подвергаются скрупулезному анализу так называемые общечеловеческие ценности: любовь, межличностные отношения, брак, развод, индивидуация, психотерапия и сексуальность. И то тут, то там в мягком ли порицании или горькой насмешке, в разделении ли блага и счастья или размножения и сексуальности, морально оправданной и гипотетической, нам мерещится что-то дьявольское. Казалось бы, несокрушимый колосс современной этики рушится у нас на глазах. Гуггенбюль-Крейг не ограничивается иудейской и ее правопреемницей христианской традициями, в которых монотеизм естественным образом отражается в моногамии, а использует, кроме того, увлекательный материал древних мифов языческих и политеистических культур. Это ли не дьяволизм? Ведь diabollein означает – разбрасывать или разделять вещи. Наши чувства и мысли изменяются после прочтения Гуггенбюля-Крейга. Иными словами, он пишет психотерапевтические книги, а не книги о психотерапии. Автор, несомненно, обладает редким талантом проповедника и определенной риторической мощью, безжалостно гоня свои идеи переулками и окольными путями, повторяясь и сужая круги до тех пор, пока нарастающая сила мысли не поколеблет основания нашей системы ценностей.

Для того чтобы сопровождать автора на этом пути, требуется недюженное мужество. Это – смелая книга, простая стилистически и занимательно проиллюстрированная конкретными примерами. В области психотерапии и прежде всего, horribile dictu[1], в юнгианской школе такой способ письма встречается нечасто. Намного проще взять сказку или литературное произведение и предложить читателям пару элегантных интерпретаций, описать случай из практики, снабдив его наукообразным комментарием или провести обзор мифов и метафизики, нашпигованный научными сносками. Все это не только доступнее для аналитика, но и выглядит куда как более законно, чем попытка мысленно проникнуть в супружескую гостиную или спальню, для того чтобы приглядеться к тому, как происходит индивидуация.

Автор выглядит белой вороной среди своих коллег, когда ведет речь о сокровенном, о том, что близко всем нам, мужчинам и женщинам, осознающим, что в интимной жизни есть свой ад и рай, проявляются невротические комплексы и развивается процесс индивидуации. Личный опыт каждого читателя касательно сексуальности и брака служит лакмусовой бумажкой для определения правильности выводов Гуггенбюля-Крейга.

В заключение хотелось бы сказать, что с психологической точки зрения подлинная ценность этой книги заключается не только в религиозной устремленности автора, но и в уже упомянутой простоте изложения, что, несомненно, не ускользнет от внимания неспециалистов. Оригинальность и интуиция, основанная на огромном и своеобразном опыте практикующего психотерапевта, способность осветить теневые стороны социального и эротического быта, прямо заявить об иллюзорности популярных представлений о браке и индивидуации – вот некоторые достоинства данной книги, которая читается с «яростной кротостью». Я говорю о том сочетании радости и досады, которое всегда сопровождает рефлексию. Скажу проще: эта книга не о браке и не о сексуальности, а обо мне. Именно так я думаю, так чувствую, так поступаю и в это верю. Диву даешься, когда подумаешь, как я (и любой другой человек) сумасброден. Но как драгоценна и многозначительна борьба, которой я живу.

Джеймс Хиллман

Война и мир в браке

Когда Зевс и Гермес, облачившись в покровы смертных, странствовали по окраинам Вифинии, все двери города оказались запертыми, никто не пожелал приютить их. На склоне холма, возвышавшегося над поразительно негостеприимным городом, они обнаружили скромную хижину Филемона и Бавкиды, бедной пожилой супружеской пары, которая приняла их с большой приветливостью. За ужином хозяева заметили, что вино в их кувшине не иссякает, а чудесным образом прибывает. Скоро им стало ясно, что их гости – не простые смертные. Зевс и Гермес привели стариков на вершину холма, и, осмотревшись, пожилые люди заметили, что город, доселе лежавший глубоко в долине, поглотило море, а хижина Филемона и Бавкиды превратилась в храм. Зевс пообещал им исполнить все, что они пожелают. Филемон и Бавкида захотели лишь одного: служить жрецами-хранителями храма весь остаток своей жизни и умереть одновременно. Зевс выполнил свое обещание, Филемон и Бавкида заботились о храме, а после смерти один превратился в дуб, другая в липу, растущие бок о бок.

Так называемое Святое семейство, состоящее из Марии, Иосифа и младенца Иисуса и пронизанное радостью и согласием, известно нам из Нового Завета. Этой теме посвящены бесчисленные легенды, она вдохновляла и продолжает вдохновлять художников и поэтов. Вот перед нашим взором младенец Иисус в яслях, затем, уже подросший на коленях у Марии или играющий под ее нежным присмотром, между тем как Иосиф стоит рядом. Даже неблагоприятные обстоятельства и враждебная атмосфера, которые вынуждают наших героев бежать в Египет, не в состоянии нарушить мирное согласие.

Все изображения Святого семейства сотканы из благочестивости, достоинства, гармонии и взаимной любви.

Секуляризированное «святое семейство» часто улыбается нам с обложек популярных книг о браке и с рекламных проспектов брачных контор, а иногда служит для привлечения внимания к телевизионному рекламному ролику. Так, счастливая юная пара бродит по цветущему лугу, а шаловливый ребенок резвится с маленькой собачкой; все члены семьи довольны и счастливы. Их веселость, конечно, земной природы, и они довольны, наверное, потому, что особенно хорошо понимают друг друга, или от сознания того, что вся их одежда выстирана особым моющим средством, а быть может, поскольку каждое утро эти счастливцы едят мюсли Бирхера. Для них не существует ничего, кроме света, сердечности, радости; они ласково улыбаются друг другу.

Филемон и Бавкида, Святое семейство и сияющая от удовольствия пара из телевизионных рекламных роликов и популярных книг о супружеской жизни отражают определенный аспект образа «счастливого брака». Ведь не правда ли, мы часто говорим «счастливые жених и невеста», нередко читаем в некрологах фразы вроде «Они прожили жизнь в счастливом союзе» и уж непременно желаем молодоженам стать «счастливой парой».

Работа многих психологов и консультантов по браку во многом определяется доминирующим в обществе образом счастливого супружества. Принято полагать, что невротические процессы можно истолковать, а «закупоренные» коммуникативные каналы прочистить. Иными словами, любые супружеские проблемы могут и должны быть разрешены, а супруги обязаны вернуться друг к другу после консультации просветленными и воспитавшими в себе более зрелые чувства. Таким образом, невротические отношения следует преодолеть, и целью всех усилий психологов оказывается оздоровление, иначе говоря, формирование счастливого брака.

Однако издавна известны и другие примеры супружеской жизни. Так, несмотря на то что Гера и Зевс служили эталоном супружества, а Гера была владычицей неба – покровительницей брака и рождения, история этой божественной четы отнюдь не выглядит мирной. Родители богов были против их бракосочетания, однако Зевс тайно проник к Гере, обернувшись кукушкой, и соблазнил возлюбленную. Гера родила трех детей, один из которых – жестокий бог войны Арес.

Однажды неизвестно почему Гера с помощью Афины и Посейдона приковала Зевса к скале, и он вынужден был взывать о помощи к обитателям Тартара. Зевс не остался в долгу, он подвесил Геру за запястья к небесному своду и привязал к ее ногам наковальню, чтобы усугубить страдания своей жены.

Еще до женитьбы прославившийся бесчисленными любовными похождениями, Зевс и после вступления в брак не стеснялся изменять Гере. В своей страсти он не делал различий между смертными, нимфами и богами, все были равны, все пленяли его.

Гера жесточайшим образом мстила многим возлюбленным своего супруга. Жестокая натура Геры, богини супружества, отражена в следующих историях.

Зевс был «дружен» с Летой, матерью Аполлона и Артемиды, и, несмотря на то что он порвал эту любовную связь задолго до свадьбы с Герой, его жена возненавидела Лету и поклялась, что та нигде не сможет найти себе покоя. Посейдону стоило громадных усилий хоть сколько-нибудь облегчить страдания несчастной.

Зевс был уже женат на Гере, когда соблазнил Ио, дочь Инаха. Мстительная Гера превратила Ио в корову, однако, не успокоившись на этом, натравила на животное кровососущее насекомое – овода, чем довела Ио чуть ли не до безумия: преследуемая жужжащей тварью, в панике металась она по земле.

Когда Зевс вступил в связь с дочерью Кадма Семелой, Гера подговорила девушку, и та попросила Зевса явиться ей во всем его божественном великолепии, что для несведущей Семелы означало верную смерть.

После того как Зевс провел ночь с Эгиной, Гера истребила почти всех жителей острова, носящего ее имя.

Гера пришла в ярость, когда Зевс самостоятельно, без жены или другой женщины, произвел на свет дочь – Афину. В отместку Гера родила чудовище по имени Тифон, которое стало наиболее опасным врагом ее супруга.

Зевс изменял Гере не только с женщинами, но и с молодыми юношами. Его возлюбленными были Ганимед и Фенеон.

Пожалуй, брак Зевса и Геры по современным меркам едва ли можно назвать особенно «счастливым». В то же время Гера и Зевс, отношения которых символизировали для греков сущность супружества, являются сварливыми предшественниками другой божественной четы, Святого семейства.

Мотив вздорного брака сквозной нитью проходит через многие популярные светские истории. Например, мягко говоря, напряженные отношения между Сократом и его женой, сварливой и назойливой Ксантиппой, стали притчей во языцех. Однако и сам Сократ, несмотря на всю свою мудрость, был, пожалуй, крайне неприятным супругом. О том, насколько бессердечно вел он себя с женой, свидетельствует сохранившийся рассказ о смерти философа: окруженный друзьями, он уже взялся за чашу с цикутой и вдруг услышал душераздирающие рыдания Ксантиппы. Сократ решительным тоном попросил друзей прогнать это «плаксивое создание».

Старые и новые анекдоты о браке очень часто изображают супружество в неприглядном виде. Мужчины подтверждают это мнение, несдержанно высказываясь порой по адресу своих «старух», «домашних мегер» и т. д. Излюбленный персонаж многочисленных, нередко остроумных карикатур – супруга, замахнувшаяся скалкой и притаившаяся за дверью в ожидании мужа, который в легком подпитии крадется домой из своей любимой забегаловки. Тема сварливой жены, характер которой до того скверен, что после ее смерти даже дьявол спешит избавиться от этой женщины, кочует по средневековым балладам всего христианского мира.

Грубый супруг, поколачивающий свою жену, на какое-то время исчез было из народного сознания, однако теперь «реанимируется» в первую очередь благодаря энтузиазму феминисток. Вина за агрессивные физические конфликты внутри брака чаще всего возлагается на обоих, на мужа и жену. И только по той очевидной причине, что мужчина по большей части физически сильнее женщины, жены чаще оказываются в подобных случаях пострадавшей стороной.

Очень распространенным является и образ скучного супруга, который по вечерам прячется за газетой. В многочисленных шутках обыгрывается тема мужа, с трудом отрывающего сладострастный взгляд от других женщин и переживающего моногамию как тягостное ярмо. Кроме того, излюбленным объектом острот являются рогоносцы.

Но вот что поразительно – при всем этом сам брак никогда не подвергался сомнению. В искусстве, в частности в кинематографе и литературе, дело обстоит иначе. Например, в фильме шведского режиссера Ингмара Бергмана «Сцены из супружеской жизни» прослеживается идея невозможности существования подлинных человеческих отношений в рамках брака. Оба главных героя фильма обретают способность по-настоящему понимать друг друга только после развода.

В настоящее время многие общественные критики склонны считать брак ханжеским, тоталитарным, ограничивающим человеческие возможности социальным институтом, жизнеспособность которого напрямую зависит от готовности супругов непрерывно лгать.

Брак и семья: форма принуждения или отмирающий общественный институт?

Даже самый поверхностный наблюдатель без особого труда заметит, что брак и семья не воспринимаются современными людьми как синонимы, хотя очень многие женятся, преисполненные надежд на безоблачное будущее. В тех странах, где развод не сопряжен с юридическими и религиозными проблемами, браки расторгаются часто. Тем не менее существование страны, где бы распадалось больше половины браков, представляется маловероятным. От развода людей удерживают не только юридические препоны. Следует учитывать, что немало семей строится на материальных принципах. Почти во всех социальных слоях, за исключением, пожалуй, очень богатых и нищих, развод зачастую означает для супругов и их детей снижение уровня жизни, поскольку доход, обеспечивавший одну семью, должен теперь питать два домашних бюджета. В той среде, где деньги не играют важной роли и развод не наносит людям материального урона, распадается свыше половины браков.

Многие супруги, давно разочаровавшиеся друг в друге, не решаются развестись из-за детей. «Подождем, пока дети станут взрослыми», – говорят они. Когда же дети подрастают, брак все равно не распадается, но не потому, что отношения между супругами улучшились, а по причине страха одиночества и отсутствия надежды на обретение новых отношений.

Несмотря на распространенность разводов, люди не могут к ним привыкнуть и воспринимают это событие драматически. И не мудрено, ведь жених и невеста обещают друг другу быть неразлучными до самой смерти. Развод означает, что прогноз не сбылся.

Было бы скучно приводить здесь статистические данные о частоте разводов в различных странах и социальных слоях, гораздо более значимым кажется мне то обстоятельство, что некоторые сорокапятилетние люди отстраняются от своих знакомых, родственников и друзей, с грустью (или с тайным удовлетворением в том случае, если сами разочаровались в семейной жизни) констатируя, что очень многие перспективные, казалось бы, браки распались. Разводятся бездетные пары и супруги с детьми. Случается, что люди расторгают брак после пятнадцати, двадцати, двадцати пяти лет семейной жизни, имея шестерых детей. И в то время как вы пребываете в безмятежной уверенности, что уж, по крайней мере, старый школьный друг Якоб и его жена Луиза – образцовая пара, раздается телефонный звонок, и Якоб сообщает о своем решении развестись.

Все это не выглядело бы столь печальным, если бы, по крайней мере, в существующих семьях царили счастье и радость. Увы, это не так. На основании научных исследований и по личному опыту можно заключить, что многие супруги сохраняют целостность брака лишь путем отречения от всего, что им дорого и близко. Мне возразят: повсюду встречаются счастливые пары, довольные совместной жизнью или, по крайней мере, предпочитающие верить в свое счастье. Однако чаще всего посторонний наблюдатель невольно отмечает, что и такой брак «функционирует» удовлетворительно лишь потому, что один из партнеров поставил крест на своих планах и полностью отказался от самого себя. Подобной жертвой может оказаться женщина, забросившая личные интересы в угоду карьере мужа. Однако в последнее время такая роль часто отводится мужу, который преклоняется перед женой, едва осмеливается высказывать в ее присутствии свое собственное мнение, жертвует друзьями, привязанностями и профессиональными перспективами, позволяя своей властолюбивой супруге использовать себя чуть ли не в качестве слуги. Нередко замечаешь, что каждый супруг в отдельности очень интересен, остроумен и боек, но, когда поблизости появляется вторая половина, вся его живость куда-то улетучивается. Многие счастливые, на первый взгляд, супруги на самом деле влияют друг на друга парализующе.

Несмотря на усилия целой армии психологов и консультантов по браку, не только не удается сократить число разводов, но, более того, браки существующие оказываются на поверку приходящим в упадок общественным институтом. Специалисты делают из сложившейся ситуации неутешительные выводы: супруги – это пациенты. Спрашивается, сохранили ли свое былое значение супружеские узы или смысл их навсегда утрачен? Не являются ли они своеобразным социальным механизмом «отупения», как заявляют некоторые революционно настроенные исследователи?

Ведь даже психиатры и психологи, далекие от радикальных взглядов, не устают пополнять список грехов семьи и брака.

Супружеские конфликты, связанные с фрустрацией жены или мужа, часто выступают в роли «козлов отпущения», когда встает вопрос об этимологии того или иного психического или нервного расстройства.

Ни для кого не секрет, что перед психоанализом стоят две задачи: избавить пациента от невротических страданий и помочь ему познать самого себя, иными словами, выбрать свой истинный жизненный путь. Знаменательно, что нередко курс анализа венчается разводом. Следовательно, «познать самого себя» означает в подобных ситуациях не что иное, как осознать ущербность своих супружеских отношений, сдерживающих индивидуальное развитие.

Многие современные авторы описывают брак как больной институт, где свирепствуют ложь, притворство и самообман. Семейная жизнь, по их мнению, соткана из взаимных мучений и обид. Перефразируя слова шекспировского Гамлета, можно сказать, что подгнило что-то в браке и семье.

Если взглянуть на проблему беспристрастно, то неминуемо приходишь к выводу, что менее дееспособного социального института, чем современный брак, не существует. Два человека, мужчина и женщина, получившие разное воспитание, впитавшие различные мифологические образы, обещают друг другу быть неразлучными днем и ночью, всю жизнь. Вместе с тем ни один из них не должен деградировать или диктовать свои условия, сохранив чаши семейных весов неколебимыми.

И вот что удивительно: это громкое обещание дается лишь под впечатлением мимолетного сексуального упоения, которое при всей своей несомненной прелести вряд ли является солидным фундаментом для длительной совместной жизни.

Общеизвестно, что люди, находящиеся наедине всего пару недель, уже начинают раздражать друг друга, а спустя некоторое время теряют способность поддерживать спокойную беседу, поскольку любая попытка достигнуть в чем-то согласия превращается для них в изнурительное состязание. Супруги же обещают друг другу оставаться вместе всю жизнь – тридцать, сорок, пятьдесят, а то и шестьдесят лет – и поддерживать тесную духовную и физическую близость.

И эта ответственная клятва дается в юном возрасте, когда ни жених, ни невеста не в состоянии еще до конца понять, кто они такие! Быть может, через десять лет они станут совершенно другими людьми. Очаровательная и ласковая девушка превратиться в настоящую мегеру, романтичный, честолюбивый юноша – в слабовольного зануду.

Поистине непонятно, почему респектабельное общество не просто допускает, а прямо-таки требует, чтобы молодые люди связали свои жизни, не подозревая о тех психологических проблемах, которые готовит для них подобное обещание.

Еще двести лет назад большая часть браков распадалась естественным образом – умирал один из супругов. Это было связано с небольшой по сравненению с XX в. продолжительностью жизни. Сейчас супружеские узы связывают людей на пятьдесят и даже шестьдесят лет, и чем дольше муж и жена живут вместе, тем гротескнее становится ситуация.

Брак многоликий, изменчивый и искусственный

«В настоящее время институт брака поступательно разлагается. Падение нравов, отрицание традиционной системы ценностей сказывается на авторитете супружеских и семейных уз. Западное общество переживает глубочайший духовный кризис».

Подобные заявления приходится слышать постоянно. Молодежная преступность растет, искусство вырождается – вот некоторые другие аспекты точки зрения, которой придерживаются люди, искренне верящие, что раньше все было лучше и «золотой век» уже минул. Вера в благословенное прошлое так же бесперспективна в приложении к исследованию общественных феноменов, как и болезненное устремление в будущее, подразумевающее, что все новое, по определению, лучше старого.

Отношение к браку и семье претерпело в процессе исторического развития множество метаморфоз. Это свойственно всем социальным институтам. Для нас важно, что структура супружества не неизменна и что отношение к нему во времена цюрихского реформатора Цвингли отличалась от позиции, которую занимали в подобном вопросе современники Рудольфа Бруна в XII в. Иными словами, анатомия супружеской жизни богатой купеческой семьи времен Людовика XIV по многим параметрам не аналогична конституции брака преуспевающего коммерсанта в современном Париже.

В христианских странах до Реформации разводы случались крайне редко, а в кругах убежденных католиков и протестантов такая ситуация сохранялась вплоть до недавнего времени. Однако это обстоятельство отнюдь не свидетельствует о том, что в прошлом институт брака обладал какими-то особыми достоинствами или недостатками, которые утрачены сегодня. Союз, существующий «до тех пор, пока смерть не разлучит нас», как говорится в известной клятве, поддерживать который мы и сейчас требуем от жениха и невесты, в прежние годы с юридической точки зрения выглядел куда как серьезнее, чем в настоящее время. Тем не менее постулат о нерасторжимости брака на христианском Западе зачастую служил лишь строгим фасадом супружеских измен. В аристократических кругах Европы всегда было принято иметь любовника или любовницу, а в католических странах, не допускавших развода, например в Италии, супруги часто жили раздельно и фактически делили ложе, пищу, кров и вели общее домашнее хозяйство с «другом» или «подругой».

Что касается происхождения брака, то в этом вопросе мнения ученых расходятся. Некоторые антропологи предполагают, что первоначально люди жили большими сообществами, напоминавшими стада, в которых господствовал промискуитет[2]; любой мужчина мог вступать в коитус с любой женщиной, и в связи с тем, что зависимость между половым актом и беременностью ускользала от внимания наших предков, мужской роли при зачатии ребенка не придавалось никакого значения; дети воспитывались всем стадом. Семья, брак, моно– или полигамное сообщества – образования вторичные.

Другие ученые полагают, что брак и семья были свойственны людям с самого начала, обосновывая свое мнение тем, что многие млекопитающие «поддерживают брак», моногамный или полигамный, – значения не имеет. Следовательно, самец, окруженный толпой самок и детенышей, превращается в символ первичной социальной структуры человеческого общежития.

Где искать истоки супружества: в половом влечении, инстинкте размножения или в тесной связи с возникновением права на частную собственность?

Для каждого исторического периода свойственны свои формы, обоснования брака и отношения к нему. Например, древние персы, подобно законопослушным подданным «Третьего рейха», женились, чтобы производить на свет воинов для своего господина, царя и фюрера. Рождение детей играло принципиальную роль в супружеских отношениях у многих народов, хотя и не всегда речь шла о «производстве воинов». Так, Авраам с согласия своей жены зачал ребенка, вступив в половую связь со служанкой Агарью. Объяснялось это тем, что Сарра была бесплодна.

Даже сейчас, когда нации Земли интегрируются благодаря техническим достижениям, организация и концепции брака обнаруживают весьма значительные различия, а семья создается по различным критериям. Да, свобода сердечного выбора, женитьба по любви или под влиянием сексуальной симпатии распространяются все шире, но едва ли это затронуло все великие народы планеты. В Индии все еще около 80 % браков устраивается родителями, причем романтические надежды будущих супругов сбываются не слишком часто. Кстати сказать, очень любопытен тот факт, что такие союзы бывают ничуть не хуже и не лучше, чем так называемые европейские браки по любви.

Покупка жены распространена среди многих народов, а похищение женщин встречается уже реже, допустимое число жен и мужей в разных регионах и культурах разное. Наша категорическая моногамия – лишь одна из многих форм сожительства. Многоженство еще встречается в Африке и Азии. Многомужество, полиандрия, если верить исследователям, тоже еще в ходу. Кроме того, существуют смешанные формы, синтезирующие полиандрию и полигинию.

Этнологи описывают все мыслимые и немыслимые виды семьи и брака. Так, в некоторых странах молодая супружеская пара переезжает к родителям мужа, а в других – к родителям жены. По одним законам, муж обладает полной властью над женой, не имея лишь одного права – лишить ее жизни. По другим законам – главная роль отводится жене. Существуют матриархат и патриархат. Бывает, что мужчины после свадьбы живут отдельно и встречаются со своими женами только в определенные дни, домашнее хозяйство ведется иногда раздельно, порой сообща, в одних странах супругам предписывается какой-то обязательный минимум сексуальных контактов, а в других – закон их ограничивает.

Аналогичная ситуация с разводом, который в рамках одной культуры считается маленькой формальностью, в рамках другой культуры допускается только в случае нарушения одним из партнеров своих супружеских обязанностей, а в иных культурах попросту запрещен.

Крайним выражением идеи нерасторжимости брака является практика убийства и сожжения вдов, символизирующая, что и после смерти мужа жена сохраняет ему верность. Пожалуй, самой своеобразной формой супружеской жизни предстает описанная этнологами ситуация, когда родители выдают свою дочь, вполне созревшую девушку, замуж за маленького мальчика. Учитывая, что половая жизнь с несовершеннолетним мужем практически невозможна, жене позволяют иметь любовника и детей о него. Когда же супруг достигает половой зрелости, опытная супруга преподает ему урок интимных отношений, а спустя несколько лет ее муж, в свою очередь, берет себе в любовницы женщину, состоящую в браке с ребенком, и так до бесконечности.

Следовательно, современное европейское отношение к супружеству не совпадает со взглядами на брак других народов, поэтому воспринимать фразы вроде «Семья – первая ячейка человеческого общества», «Отец, мать и ребенок составляют естественное сообщество» и т. д. как постулаты не следует. Животные, которым присущи строго определенные «семейные» структуры, из поколения в поколение инстинктивно воспроизводят их в неизменном виде, но у людей все происходит не так. Более того, брак и семья – по сути совершенно «противоестественны», не связаны с инстинктами, созидаются умышленно по принципу opus contra naturam[3], а следовательно, – в корне искусственны. Именно в связи с этой искусственностью существует столько исторических и этнических версий супружеской жизни.

Мне могут возразить, что искать какую-то другую среду для воспитания детей бессмысленно, коль скоро у нас есть семья – естественный союз матери и отца, самых близких людей для малыша. Действительно, зачем заново изобретать велосипед? Если бы родители не лелеяли свое чадо (а подобная забота – фундамент семьи), то человечество давно бы вымерло, не правда ли? Следуя логике данной аргументации, мы можем сделать вывод, что физическое и психическое здоровье ребенка напрямую связано с атмосферой, царящей в его семье, и любой супружеский конфликт весьма болезненно отзывается на дитяти. Таким образом, наблюдая брак с точки зрения ребенка, исследователи заключают, что эта структура в своем идеальном виде в высшей степени естественна и насущно необходима.

Однако подобные аргументы на поверку оказываются менее вескими, чем принято полагать. Несомненно, муж и жена должны быть единодушны в своем решении произвести на свет ребенка. Тем не менее после рождения малыша перед ними встает непростой выбор стиля воспитания. Педагогические подходы постепенно складывались в процессе исторического развития, они разнятся в зависимости от эпохи, уровня культуры и социального слоя. Резонно усомниться в том, что общепринятый в Европе способ воспитания подрастающего поколения – истина в последней инстанции.

Современные психологи, пожалуй, не совсем отдают себе отчет в том, что их представления об условиях, якобы необходимых для нормального развития ребенка, и даже о «нормальности» и здоровье в целом, достаточно ограничены, поскольку в конечном счете определяются довлеющей над ними мифологической системой.

До последнего времени во многих культурно и политически значимых социальных слоях детей не воспитывали в соответствии с моделью Святого семейства. И нет никаких оснований утверждать, что результат такого «неклерикального» воспитания хуже или лучше, чем достижения современных педагогов. В среде английской аристократии до тех пор, пока аристократы не лишились своих привилегий, капиталов и поместий, было принято отдавать детей кормилице сразу после рождения. Кормилица (а не мать и тем более не отец) заботилась о ребенке. Родители старались держаться в стороне и не участвовать в воспитании ребенка. Мальчики и девочки, взращенные кормилицами и взлелеянные легендарными нянями, отправлялись затем в пансионы, интернаты, где жили вместе с детьми того же пола, получая воспитание и образование под началом чужих людей, между тем как их родные отцы посвящали себя управлению имением, финансовым операциям или делали карьеру чиновника колониальной администрации или офицера, а то и просто убивали время. Матери, как правило, увлекались общественными вопросами, вели кипучую светскую жизнь, участвовали в разнообразных комитетах и т. д. Так же обстояло дело с воспитанием в среде французских аристократов.

Ученые описывают самые различные системы воспитания. Иногда заботу о детях берут на себя большие сообщества, род или племя, а иногда сообщества меньшие – отец и мать, причем за детьми присматривают, как правило, женщины, которые часто воспитывают девочек, между тем как воспитание мальчиков ложится на плечи мужчин.

Таким образом, семейное воспитание, признанное сейчас единственно верным, чуть ли не идеальным, по всей вероятности, не лучше и не хуже, чем другие системы, ставящие перед собой подобные задачи. Иными словами, любая система воспитания имеет свои недостатки и преимущества. Английский способ формировал несколько прямолинейных, но очень ответственных людей, которые с категоричностью стремились к успеху и, надо сказать, часто добивались его в самых нелегких обстоятельствах, будь они окружными комиссарами в Африке или колониальными офицерами в Индии. Современная навязчивая родительская опека, которая сохраняется вплоть до взрослого возраста, способствует развитию чувствительных, привязчивых людей, склонных разочаровываться в «злом» мире, когда они замечают, что не все окружающие милы, как папа и мама. Недостаток современной системы воспитания, по всей видимости, – стимуляция нарциссической изнеженности, а ее преимущество – поощрение способностей к любви и состраданию.

«Идеальной системы воспитания» не существует, ведь даже цель наших воспитательных усилий меняется каждые десять-двадцать лет. Римская знать, стремившаяся вырастить отважных солдат и мудрых государственных мужей, исповедовала стиль воспитания, отличный от раннехристианского, ориентированного на познание Бога и достижение Царства Небесного. В тоталитарных государствах, например в Советском Союзе, детей воспитывали не так, как, скажем, в Дании.

В связи с постоянной сменой ориентиров почти невозможно проверить эффективность результатов определенного метода воспитания. Едва только последний формируется, как происходит переоценка ценностей и созданное приходится реформировать. Адекватно оценить усилия сегодняшних педагогов невозможно, поскольку каждое время диктует свой идеал человека, и те люди, которых они воспитывают сейчас, будут жить в других условиях, находясь под влиянием иного представления о благовоспитанности.

Следует отметить, что педагогика не является объективной наукой, поскольку даже научный, с первого взгляда, подход к проблемам воспитания ориентирован прежде всего на преходящие требования времени.

Не обладая возможностью проверить результаты наших усилий (виной чему краткость человеческой жизни), мы предпочитаем доверять той или иной системе воспитания, которая в действительности оказывается выражением наших фантазий на тему идеального человека.

Таким образом, мнение о том, что европейская семья – «естественная» и жизненно необходимая среда, обеспечивающая подлинную заботу о детях, небесспорно. Надо признать, что семья и брак – творение человеческой фантазии, не имеющее даже отдаленного отношения к так называемым естественным инстинктам.

Европейский брак в своей современной форме – следствие длительного развития философских, религиозных, политических, социальных и экономических представлений.

Идеальное супружество в понимании европейца характерно все еще тем, что длится до самой смерти. Да, развод допустим, но нежелателен. Сейчас популярно мнение о том, что брак представляет собой связь двух равноправных партнеров. Однако если судить по швейцарским законам, то положение жены и мужа отнюдь не равно: муж берет на себя обязанности по материальному содержанию семьи, и это бремя вознаграждается некоторыми привилегиями – мужчина дает семье свою фамилию, владеет недвижимостью, имеет решающий голос в воспитании детей и распоряжается деньгами. Швейцарское законодательство о браке, по мнению многих граждан, давно устарело, поскольку назрела необходимость законным порядком однозначно констатировать полное равноправие мужа и жены. Отставание закона о браке от жизненной практики не стоит вменять в вину авторам швейцарского гражданского кодекса. Хотя это пародоксально, законам, как и хорошему вину, надо быть немного старыми. Образные представления, служащие общественным фундаментом для социальных институтов, изменяются довольно быстро, но поспешная смена законов может породить у граждан сомнения в надежности и стабильности правового законодательства страны.

Согласно современным представлениям, муж, жена и их дети должны получить в рамках брака все возможности для самореализации, которая по сути – не что иное, как мифологическая идея, плод сознания человека конца XX в. Никто не сможет гарантировать, что само собой разумеющееся для нас равноправие супругов не превратится через сто лет в анахронизм.

Впрочем, и в наше время в рамках одной национальной культуры существует множество различных представлений о браке.

Так, существуют браки, которые можно назвать «крестьянскими»: муж и жена совместно обрабатывают принадлежащий им земельный надел и ведут общее хозяйство, в чем немалую помощь оказывают им дети, будущие наследники данного имущества. Не надо думать, что такое супружество – удел только крестьян, оно характерно для мелких и средних буржуа, имеющих общее дело, например, владеющих отелем или магазином. Брак в этом случае – своего рода деловое партнерство.

Другую форму супружеской связи можно поименовать «детским приютом», разумея под этим институт, созданный для воспитания детей в атмосфере мира и любви. Иначе выглядит брак «политический», в который вступают представители разных династий, не обязательно королевских, но несомненно обладающих властью дружественных или враждующих политических, экономических или криминальных кланов. Такие союзы характерны не только для мафии, но и для могущественных англосаксонских семейств Америки, свидетельством чему может служить клан Кеннеди. Хрестоматийный пример таких марьяжей – история династии Габсбургов.

Существует и «рабский брак», когда мужчина берет в жены женщину для того, чтобы использовать ее в качестве бесплатной прислуги. Случается и наоборот: жена распоряжается своим мужем, воспринимая его исключительно как рабочую силу, кормильца. Такие супруги всегда говорят с ударением на местоимение – «мой муж», «моя жена».

Следует еще раз подчеркнуть, что формы брака разнообразны, лик его изменчив, поэтому нельзя говорить о «естественности» этого в корне искусственного института, который каждый раз переосмысливается человеком заново в соответствии с моральными, нравственными и политическими представлениями. Для того чтобы глубже понять данную проблему, необходимо подробно остановиться на вопросе различия между благом и счастьем.

Благо и счастье

Разграничение «блага» и «счастья» искусственно, на практике не всегда можно уловить разницу между этими философскими понятиями. Постараемся разобраться в их теоретическом различии.

Говоря «благо» (нем. «Wohl»), мы имеем в виду способность избегать натянутых отношений, стремление к здоровью, приятному состоянию, отсутствию стрессов. Кроме того, мы включаем в это понятие возможность себя прокормить, защитить от дождя, жары, холода и других неблагоприятных климатических условий, безбоязненное существование, наличие достаточной сексуальной разрядки, нормальную и не изнурительную работу всех физиологических механизмов. Следовательно, «благо» означает удовлетворение всех влечений, на которое не затрачено чрезмерных усилий, а также обладание необходимым минимумом жизненного пространства. Но подобное понятие не следует воспринимать лишь с физиологической точки зрения. Чувство принадлежности к коллективу и авторитетное положение в нем, ощущение защищенности, уверенность в том, что ты не белая ворона, хорошие отношения с родными, близкими, соседями и знакомыми тоже являются предпосылками для блага. Очевидно, что натянутые отношения с окружающими, недовольство, истерическое состояние, тревога, ненависть, неразрешимые конфликты, мучительные поиски истины, отыскать которую практически невозможно, фанатичное противостояние Богу, опыт столкновения со злом и смертью не входят в сферу понятия «благо».

Кроме того, многие считают, что о благе человека должно заботиться государство, именно поэтому часто можно слышать ссылки на «государство общественного блага».

Разумеется, болезнь тоже не благо. Во всяком случае физиологическое и душевное состояние здорового человека несравненно лучше, чем самочувствие больного. В моей трактовке слова известной молитвы «Хлеб наш насущный даждь нам днесь» следует, собственно, понимать как просьбу о ниспослании блага, коррелятом которого является так называемое счастье (нем. «Glück»). Таким образом человек, обладающий некоторым количеством материальных и общественных ценностей, иными словами, благ, считается счастливым.

В противоположность понятию житейского счастья мы хотели бы ввести термин «счастье-спасение» (нем. «Heil»), связанный в первую очередь с душевным здоровьем. Например, христианская религия пыталась принести человечеству счастье, проповедуя не удачу и размеренную жизнь в достатке, а поиски Бога, которые, скажем, в философии именуются поисками истины, смысла. Согласно христианским представлениям, на этом свете нельзя достигнуть полного счастья, поскольку человека обременяют грехи, страх смерти, ощущение дистанции с Богом.

Подобно существованию множества философских школ и религиозных конфессий, существует и бесчисленное количество путей для обретения счастья. В конечном счете каждый человек должен выбрать свой путь, однако все они обладают некоторыми общими чертами. Так, я не знаю способа избежать конфронтации со страданием и смертью.

Великой мифологемой для христиан является жизнь Иисуса Христа, поступки, страдания и смерть которого символизируют путь счастья и неотвратимо ведут Христа в лоно Отца небесного. Что же касается страданий и ужаса, то даже распятый Иисус не смог тотчас же вознестись на небеса, а провел три дня в преисподней.

Буддисты называют счастьем нирвану. Однако прежде чем человек сможет ее достигнуть, ему придется столкнуться с болезнью, старостью и смертью.

Таким образом, мы едва ли можем сказать, что такое счастье, или хотя бы вообразить его, поскольку оно – состояние, длящееся один миг, достигающее своей кульминации в религиозных и философских переживаниях. Но бывают мгновения на закате солнца или при омовении, в церкви во время обряда крещения или на пестрой ярмарке, когда вдруг ощущаешь в себе божественный трепет и неожиданно для себя осознаешь, что понимаешь, зачем мы живем.

Благо и счастье противоречат друг другу. Путь к счастью в житейском смысле слова не включает необходимость страдания. Благо торопит нас быть счастливыми и не задаваться вопросами, которые мы не в состоянии разрешить. Счастливый человек садится за семейный стол в кругу своих близких и наслаждается питательным обедом. А человек, который ищет счастья-спасения, вступает в конфронтацию с богом, дьяволом, миром и смертью, хотя мог бы уклониться от этого.

Государство заботится, в частности, о благе своих граждан, предложить им счастье государство не может. В его силах лишь предоставить каждому гражданину свободу в поисках своего счастья. Лишь церкви и религиозные сообщества обращены к счастью-спасению.

В рамках юнгианской психологии и психотерапии тоже достаточно четко проводится граница между благом и счастьем. Поэтому, понятие «благо» означает здесь помощь пациентам в адаптации к окружающему их миру и стремление научить их добиваться удовлетворительных результатов в борьбе за существование. Следовательно, речь идет о том, чтобы избавить людей от неврозов. Кроме того, огромное значение в рамках аналитической психологии придается понятию индивидуации, которая совсем не обязательно имеет отношение к психическому здоровью, чувству благополучия и счастью в обыденном смысле этого слова. Индивидуация – это стремление найти собственный путь счастья. Психотерапевт и врач пытаются помочь пациенту почувствовать себя в этом мире благополучно и стать счастливым, а также поощряют пациента в его поисках собственного счастья-спасения, иными словами, в осуществлении индивидуации, которая сопоставима со счастьем как таковым, но не с благом.

Необходимо определить, что мы понимаем под индивидуацией.

С тех пор как существует человек, он пытается определить, кто он такой и что им руководит. Психология – наука очень молодая, но исследование души насчитывает долгую историю. Толчком для этого послужило удивление, шок от осознания скрытых в человеческой психике возможностей, связанные с тем, что мы называем религией.

Смерть и зарождающиеся при умозрительном столкновении с ней образы и фантазии стали причиной возникновения ритуалов погребения, которые могут быть истолкованы как начало психологии и религии. Иными словами, стремление человека осознать смерть создало религию и психологию.

Подобная «религиозная психология», исследование природы души в рамках религии, известны западному миру прежде всего в христианской и античной формах. Иисус Христос был уверен, что Господь призывает людей последовать за ним, вернуться домой, в рай. Понимая душу в такой эсхатологичной[4] традиции, средневековые христиане считали главной своей целью спасение души, а задачи, которые они ставили перед собой в ее познании, служили одному – обретению способности вести душу на небеса и избегать дьявольских искушений, грозящих вечным проклятьем.

Господство христианского бога пошатнулось в эпоху Ренессанса. Новая сила – наука – высоко подняла свою голову. Человек попытался объективно взглянуть на то, что он однажды назвал Божьим творением, поставив перед собой отныне одну-единственную задачу – познать вещи такими, какие они есть в действительности. Так называемый объективный способ рассмотрения оказал влияние и на исследователей психики.

Душа, которую раньше хотели познать, чтобы спасти, оказалась теперь, образно говоря, под микроскопом лаборанта. Экспериментальное исследование и наблюдение превратились со временем в психологический метод. К несчастью, этому процессу сопутствовал отказ от всего, что было связано с традиционной религиозной психологией, а следовательно, и отказ от прежней модели счастья. Религиозная тенденциозность, по мнению ученых, замутняла стекло микроскопа. Единственной движущей силой психики был объявлен инстинкт выживания индивида и рода, что было продиктовано попыткой увидеть в психической жизни узловое соединение более или менее успешных механизмов переживания. Таким образом, психологическое исследование развертывалось в рамках биологической модели.

Фрейд – «Христофор Колумб психологии» – не изменил этой биологической модели, но описал душу как сущность, которую удерживают в рамках подобной модели только фанатичные научные верования. Но сам Фрейд остался верующим! Голод, жажда, агрессия, размножение, сексуальность – эти идолы заменили прежних богов. Тем не менее Фрейд, вероятно, испытывал временами дискомфорт, связанный с теснотой биологического догматизма. В мире души он наблюдал репрезентацию сил, которые невозможно было втиснуть в научные рамки. В конце концов Фрейд пришел к выводу, потянувшему за собой предположение о полярной природе основных человеческих влечений, одни из которых, по мнению Фрейда, провозглашают жизнь и сводятся к эросу, а другие провозглашают смерть и могут быть сведены к танатосу.

К. Г. Юнг, поначалу поддерживавший сотрудничество, а позднее порвавший с Фрейдом, освободил психологию от ярма биологического академизма, хотя и не чуждался естественно-научных методов, признавая необходимость объективности в процессе наблюдения собственной психической деятельности и душевной жизни пациентов. Юнг был объективен и в более широком смысле: он освободился от слабостей своих предшественников, которые, опасаясь ступить на шаткую почву религиозности, догматически сводили всю психическую жизнь к биологическому инстинкту самосохранения. Не ограничивая себя таким рамками, Юнг пришел к выводу, что радость и страдание, а также образы и стремления психики не могут исчерпываться сферой базовых инстинктов голода, жажды, агрессии и размножения. Некая другая сила, иное влечение руководит человеком. Юнг назвал эту силу влечением к индивидуации.

Впоследствии проблемой индивидуации занимались многие известные психологи, вводя в психологию такие понятия, как «поиск смысла» (нем. «Suche nach dem Sinn»), «поиск собственной идентичности» (нем. «Suche nach der eigenen Identität»), «эскиз бытия» (нем. «Seinsentwurf»), «творческое начало» (нем. «Kreativitität»), «второе измерение» (нем. «Zweite Dimension») и подобные термины, содержание которых, однако, остается неопределенным.

Индивидуация: одиночество или коллективность?

Данная глава представляет собой подробное описание индивидуации, доказывающее практическую ценность этого юнгианского понятия для исследования психологии человека.

Индивидуация – это процесс, который вместе с тем можно именовать влечением, поскольку индивидуация столь же настоятельна, как и голод, жажда, агрессия, размножение, стремление к релаксации и благополучию. Юнг всегда подчеркивал, что существуют различные аспекты индивидуации. Он делал акцент на важности индивидуального развития души, которая, уходя корнями в коллективную психику, и, оставаясь внутри нее, должна развиться самостоятельно. Юнг часто писал о важности становления сознания, указывая на то, что бессознательное начало должно интегрироваться сознанием. Порой он связывал индивидуацию с аналитическим процессом, но никогда не утверждал, что индивидуация возможна лишь в рамках психоанализа.

Влечение к индивидуации подталкивает нас к соприкосновению с божественной искрой, заключенной внутри нас, которую Юнг назвал самостью.

Цель и процесс индивидуации могут изображаться лишь при помощи символов. К примеру, жизнь Иисуса Христа – один из возможных символов данного процесса, стремящегося привести человека в соприкосновение с центром мира, как говорят верующие, с Богом, который одновременно является центром нашей самости.

Другой символ индивидуации – образ «путешествия к золотому граду Иерусалиму». Например, в «Паломничестве» Беньяна очень подробно изображается полное тягот и приключений странствие паломника. Правда, в действительности, путешествуя к золотому граду Иерусалиму, мы всегда находимся в начале или в середине пути, но никогда не достигаем цели.

Сказки очень часто содержат символику индивидуации. Герой должен преодолеть много препятствий, чтобы получить возможность жениться на возлюбленной принцессе. Эта свадьба – символ соединения с собственной душой. Мужчина проецирует свой образ души на женское начало. В этом смысле брак в сказках олицетворяет цель душевного развития.

Часто паломничество оборачивается бесконечными скитаниями принца, т. е. принц способен уклониться от цели своего путешествия, увлечься самим процессом поисков и, прибыв в замок, узнать, что принцесса давно умерла.

К сожалению, в сказках процесс индивидуации часто изображается слишком просто и приблизительно. Древние мифы в этом смысле имеют ряд преимуществ. Приведу в пример древнюю валлийскую легенду о Куллохе и Олуэн. Имя Куллох можно перевести с валлийского как «свиной ров». Он родился среди свиней, а после родов его мать сошла с ума и скончалась. Добрая мачеха воспитала его, и от нее он услышал о девушке по имени Олуэн, дочери великана, на которой Куллох решил жениться. Но великан пообещал выдать за него свою дочь лишь после того, как Куллох совершит сорок возможных и невозможных подвигов, условия некоторых из них были просто ужасающими по своему коварству и жестокости. Многие подвиги Куллох совершает один, некоторые – со своими друзьями; остальные исполняются без его участия друзьями или самим королем Артуром. Куллох бродит по всему известному кельтам миру. Кульминацией его приключений становится грандиозная охота на диких кабанов и пролитие крови ведьмы.

Хотя психическое развитие и индивидуация изображаются также и в образах искусства, однако изображения эти слишком идеализированные и беглые. Например, благородный рыцарь Георгий, верхом на лошади в элегантном снаряжении, пронзающий копьем извивающегося на земле дракона, запечатлен многими художниками, скульпторами и ювелирами в церквах, дворцах и частных домах.

Как символ данный образ олицетворяет победоносное столкновение Эго с бессознательным, т. е. то же самое, что и миф о Куллохе, но в последнем случае налицо большая полнота изображения. После победы над могучим кабаном друзья находят в своем гроте черную ведьму. Помощник Куллоха, король Артур, посылает слуг в пещеру; они тащат ведьму за волосы, между тем как она, сопротивляясь, тоже хватает мужчин за вихры и бросает их оземь, и они с воплями выбегают из пещеры. Тогда король Артур собственным мечом разрубает ведьму пополам, выпускает из нее кровь, вероятно, с намерением дать ее выпить Куллоху и укрепить его силы для решающего столкновения с великаном, отцом Олуэн, которому позднее сбреют заодно с бородой кожу вместе с ушами, а голову отсекут и разрубят на куски. Наконец-то наш герой может сочетаться с Олуэн законным браком: теперь он соединился со своей душой, которая проецируется на женское начало.

Мужество, трусость, агрессия, грязь и отталкивающий ритуал насыщения кровью ведьмы включены в эту историю. Для образа Георгия, убивающего дракона характерна дистанцированность.

В кровавой и хаотичной истории Куллоха индивидуация изображается точнее, чем в образе элегантного рыцаря Георгия.

Индивидуация подразумевает активную, трудную и тревожную переработку собственного психического содержания вплоть до интеграции противоположностей, которую символизирует соединение мужчины и женщины.

Индивидуация – длительное и захватывающее путешествие. Нужно преодолеть долгий путь, прежде чем мужчина не столкнется с разнообразными аспектами материнского начала. Сначала он получает опыт общения с кормящей, грубо говоря, животной матерью, которая кажется ему консервативной и лишенной духовности. В мифах ее изображает экстравертная плодоносящая Деметра. Она привлекает своей способностью насытить, как привлекал пряничный домик ведьмы Гензеля и Гретель, но она вместе с тем отталкивает, поскольку возникает ощущение, что она хочет поглотить мужчину. Преувеличенно крепкая связь с матерью препятствует развитию мужчины.

Другая сторона материнского начала, которому противостоит мужчина, представлена мифологическим образом Персефоны, богини загробного мира. Персефона – тщеславная мать, вдохновляющая мужчину и в то же время влекущая его к смерти и безумию. Тщеславные фантазии матери могут подвигнуть мужчину на великие достижения духа или погубить его.

Для того чтобы мужчина понял, что архетипические, душевные силы, которые он усматривает в матери или проецирует на других женщин, присутствуют в нем самом, иными словами, для того чтобы осознать, что поиски виновных бесперспективны, требуется большое душевные мужество. И это лишь одна из грандиозных задач, которые необходимо решить в процессе индивидуации.

Решающая роль в процессе индивидуации принадлежит столкновению мужчины с женщиной, или с женским началом, и наоборот. Одной из главных тем индивидуации является переживание великого чуда бытия, которое плодотворно развивается лишь на пространстве между двумя великими полярностями мужского и женского начал. Любовь и ненависть, разлука и союз с существом другого пола действительные или воображаемые – элемент психического развития, которое происходит под знаком счастья-спасения.

Переживание страдания и смерти, величия Бога и его творения, осознание причин нашего упования, нашей тоски и терзаний – непременный и неизбежный этап индивидуации. Вне конфронтации с деструктивными аспектами Бога, мира и собственной души индивидуация невозможна.

Выдержать это столкновение очень трудно как индивиду, так и коллективу. Для каждой эпохи свойственны свои основные пути уклонения от деструктивности. Сейчас вошло в моду возлагать ответственность за наши страдания и деструктивное поведение на общество. Выходом из сложившейся ситуации, согласно этой точке зрения, может стать реорганизация общества, которая повлечет за собой исчезновение страданий. Выходит, что «зло» – результат дурного воспитания, сила, которой манипулирует общество, находящееся под руководством нескольких подлецов.

Другая принципиальная форма уклонения от страданий выражается в вере в прогресс: еще многое погрязло во зле, но каждый день приносит улучшение, и рай на земле – лишь вопрос времени и организации.

Понятия индивидуации и счастья очень тесно взаимосвязаны. Можно сказать, что цель индивидуации – спасение души, счастье-спасение. Фридрих Великий, не слишком симпатичный мне прусский король, сказал как-то: «Каждый человек становится счастливым на свой манер». Добавлю, что и поиск счастья происходит у каждого человека по-своему.

Люди всегда вели кровавые войны ради счастья, поскольку индивид ошибочно полагает, что должен навязать другим свое отношение к счастью. В действительности причины такой нетерпимости кроются в деструктивных теневых элементах человеческой психики. Под личиной стремления к счастью обнаруживаются при ближайшем рассмотрении желание власти и разрушительная ярость.

Перед счастьем все равны, оно обещано каждой душе. Иначе говоря, Христос умер за всех людей.

Однако счастье может выражаться лишь символически, в различных образах и достижимо разными способами. Выражение «Sine ecclesia nulla salus» (Вне церкви нет никакого блага) – трагическое недоразумение, поскольку ecclesia имеет отношение к определенному сообществу людей, ищущих счастье.

Элитарность, избранность в понимании возможностей достижения счастья грозит девальвировать ценность понятия индивидуации. К примеру, часто полагают, что индивидуация открывается лишь людям, имеющим опыт психоанализа, т. е. способным толковать свои сновидения и т. п. Это можно сравнить с настроениями, которыми проникнуты некоторые христианские секты, представители которых утверждают, что Христос спас в общей сложности лишь четыреста тысяч человек, само собой разумеется, членов данной секты.

Такая же надменность лежит в основании мнения о том, что только люди определенного уровня интеллекта и образования готовы к индивидуации. Существует огромное количество посредников, предлагающих свои услуги по индивидуации, причем не только психологические, но и интеллектуальные. Поэтому хотелось бы подчеркнуть, что человек может приблизиться к индивидуации, занимаясь искусством и подогревая суп, переживая влюбленность и увлекаясь техникой, торговлей или политикой.

Насколько различными могут быть пути индивидуации, демонстрируют следующие примеры.

Однажды я слушал в Новом Орлеане выступление негритянского оркестра. Всем музыкантам было не меньше шестидесяти лет, некоторые из них плохо владели инструментами, поскольку их суставы уже лишились подвижности. Играли они старомодный джаз. Наблюдая за ними, я пришел к заключению, что музыканты хотят высказать что-то, имеющее непосредственное отношение к индивидуации. Они как бы говорили, что нашли свой путь спасения.

Другим переживанием, которое произвело на меня глубокое впечатление, было посещение церковной службы одного реформированного религиозного ордена, в которой принимали участие дети, страдающие дебильностью и имбецильностью. Причастие разделили прихожане, среди которых были и родители больных детей. Воспитатели всевозможными способами стремились посвятить детей, полностью обделенных интеллектом, которые едва могли связывать слова, в таинство церемонии причастия, объясняя им его значение целый месяц, предшествовавший ритуалу. Бог знает, что происходило в душах этих детей, когда они принимали облатку и делали глоток из чаши. Но рассматривая их лица и пытаясь настроиться в унисон с их душами, я стал ощущать, что эти несчастные дети не так уж далеки от индивидуации. Перед церемонией священнику с помощью ярких образов удалось показать детям, как страдал и воскрес Иисус Христос. Поняли ли они это? Переадресуем данный вопрос так называемым нормальным людям: понимаем ли мы сами, что такое страдания и воскрешение Христа? Ведь никто не может постичь индивидуацию вне образов. Все, кто присутствовал в тот момент в храме, явственно почувствовали, что дети во время причастия переживали что-то, смутно напоминающее счастье.

Когда на конференции психологов, посвященной вопросам индивидуации, был поднят вопрос: «Доступна ли индивидуация для человека, страдающего идиотизмом?», участники совещания недоуменно покачивали головами. Между тем как сам вопрос был сформулирован нетактично. Тот факт, что для идиота доступна индивидуация, неоспорим, поэтому следовало бы поставить вопрос следующим образом: «Как может протекать процесс индивидуации у человека, страдающего идиотизмом?»

Подозреваю, что, говоря о символическом выражении индивидуации в сказках, преданиях и мифах, мы упустили еще один аспект данного процесса. Индивидуация и счастье сконцентрированы на самости. Некоторые люди двигаются в этом направлении, находясь наедине со своей душой, в кабинете, в тихой комнате своего дома, другие приближаются к индивидуации через брак, иными словами, через контакт с другим человеком. Возникает банальный, обывательский вопрос, в чем состоит выгода от этого процесса для общества, государства и наших ближних?

Индивидуация – это не индивидуализм. Деятельное участие в жизни общества, будь то соседи, община и т. д., тоже относится к индивидуации.

Душа каждого индивида – составной элемент коллективной души. Глубинные слои нашей психики связаны с коллективным бессознательным, объединяющим всех людей. Индивидуация – это не личное удовольствие, которое получают наедине.

Анализируя сказки и мифы, описывающие процесс индивидуации, можно заметить, что герой не одинок, ему помогают друзья, короли, принцы, принцессы, волшебники или боги.

Короли и принцы – фигуры политические, они символизируют коллектив. В связи с этим индивидуация королей должна быть полезна обществу, без участия которого, учат нас предания, подобный процесс вряд ли был бы возможен. Проследим эту мысль на примере средневековых образов, королей, рыцарей, отшельников и анахоретов. Одни вели активную общественную жизнь, другие – удалялись от общества, но при этом молились не только о спасении своей души, а о ниспослании благодати всему роду человеческому.

Таким образом, процесс индивидуации протекает повсюду. Человек, вставший на путь индивидуации, может заботиться о ближних или решать коллективные проблемы наедине с самим собой.

Брак как спасение

Необходимо понятийно различать счастье и благо. Согласно Карлу Густаву Юнгу, индивидуация – стимул, направленный на достижение счастья.

Учитывая, что процесс индивидуации может быть выражен только через символы, представляется естественным тот факт, что люди с давних времен пытались передать свои познания в области психологии с помощью мифов, образы которых на момент их появления определяют человеческое поведение. Мы поступаем так или иначе не на основании умозаключений, а руководствуясь смутными образами. Осознание же подразумевает способность увеличить резкость, четко увидеть довлеющие над нами образы, размышлять над ними и фантазировать.

Благо также изображается с помощью различных образов. Описанная греками страна феаков является одним из олицетворений блага. В этой стране всегда царит мир и благоденствие, и все люди счастливы. Здесь нет борьбы, конкуренции и конфликтов. Однако Одиссей не смог вынести жизнь в счастливой стране феаков!

В историях мореплавателей часто встречаются описания подобных «сказочных стран», например, путешественник высаживается на некий остров, где имеется в достатке пища и женщины и где он может целыми днями лежать в гамаке. Такие «блаженные острова» чаще всего «помещались» в южные моря. Таковы проявления внутренних образов. Характерно, что во всех подобных историях рассказчик рано или поздно должен покинуть остров благоденствия, да и сам жаждал это сделать. Очень редко он достигал в тех краях душевной гармонии.

С благом связан и образ так называемой естественности. Многие полагают, что существует возможность естественных отношений, что есть естественные во всех своих проявлениях люди. Однако человек постоянно фантазирует, размышляет, рефлектирует, сталкивается с необходимостью решать глобальные вопросы. Человек был «естественным» только до грехопадения. До тех пор пока Адам и Ева не вкусили запретного плода, рай был средоточием «естественного блага».

Образы, лежащие в основе современного массового туризма, тесно связаны с благом и так называемой естественностью. Туристическая реклама лживо пытается уверить нас, что бюро путешествий может отправить нас в такое место, где мы избавимся от всякого напряжения, от мучительных раздумий и конфликтов. Бюро путешествий берет на себя всю заботу о нас, обещая питательную и полезную еду и вкусные напитки, солнце и роскошные морские пляжи. Кроме того, обычно проскальзывает намек на необычайные сексуальные переживания, подразумевающий, что турист не будет разочарован и в этом плане. Счастье и благо, конечно, не абсолютно изолированы друг от друга. Вполне вероятно, что люди, позволяющие туристическим агенствам вводить себя в заблуждение обещанием тропического рая, ищут не только страну феаков или другую сказочную область, а то место, где они найдут свою душу, к которой они стремятся, подобно грекам, тосковавшим по родной земле. Но примесь счастья в современном туризме очень мала; по-видимому, этим и объясняется то обстоятельство, что для населения стран, куда устремляются толпы путешественников, туризм часто оборачивается культурной катастрофой. Туземное население туристических мекк теряет свою индивидуальность, а все культурные, религиозные и политические идеалы девальвируются, ибо культура служит отныне лишь для привлечения туристов. Речь идет не о контакте с экзотическим населением, которое очаровывает обитателей больших зарубежных курортов, а об огромной массе искателей блага, которая вызывает презрение у туземного населения.

Возникает вопрос: к чему имеет отношение брак, к благу или счастью? Есть ли он институт счастья или институт пользы? Является ли брак, opus contra naturam[5], одним из путей индивидуации или только способом хорошо себя почувствовать?

Церемонии бракосочетания у всех народов связаны с религиозными ритуалами. Так называемый гражданский брак практически нигде и никогда не существовал. Жители Таити и островов Фиджи, «язычники», известные своей раскомплексованностью, посылают жреца молиться богам во время бракосочетания. У якутов и калмыков присутствие шамана на свадьбах обязательно. У древних египтян бракосочетание сопровождалось определенной религиозной церемонией. Ахиллес говорит в «Орестее»: «В браке боги соединяют мужчину и женщину». Платон подчеркивал необходимость религиозной церемонии при заключении брака. Молитвы, обращенные к богам, играют очень большую роль в ритуале бракосочетания у индусов. Даже в коммунистических странах пытаются придать блеск и торжественность псевдорелигиозной церемонии гражданского брака. Тамошние гражданские учреждения всячески избегают превращения бракосочетания в подписание семейного контракта.

В рамках большинства человеческих культур любая деятельность, будь то принятие пищи, охота, отплытие корабля и т. д., сопровождается определенными церемониями. Но свадебный обряд уступает по пышности лишь церемонии погребения и крещения. Впрочем, всегда находились оппоненты религиозной церемонии при бракосочетании. Так как каждый становится счастливым на свой манер, связь жизни с определенными сакральными церемониями непременно наталкивается на неприятие.

Некоторые буддисты воспринимают религиозную церемонию при бракосочетании лишь как уступку человеческой слабости. Собственно говоря, они полагают, что брак – не более, чем гражданский договор. В Римской империи с течением времени брак освобождался от религиозного значения и становился чисто контрактным… В Талмуде встречаются строки, подчеркивающие, что брак не является религиозным договором. Лютер объяснял, что брак – дело юристов, а не церкви.

Но в то же время у буддистов брак сопровождался многими религиозными церемониями, а евреи в течение своей долгой истории всегда связывали бракосочетание с религиозными обрядами. Тот же Лютер говорил: «Бог осенил крестом брак».

Даже реформация по руководством Цвингли пыталась придать бракосочетанию гражданский вид. Однако под давлением общественного мнения бракосочетание снова стало религиозной церемонией.

Подчеркнуто гражданский характер носило бракосочетание в пуританской Шотландии. До 1856 г. в Шотландии для женитьбы требовалось только волеизъявление обоих партнеров; любые церемонии были упразднены.

Католическая церковь ясно сформулировала положение о сакральности брака лишь на Триентском соборе в 1563 г., объявив брак символом глубокой связи Христа с церковью. Поэтому законно позволялось расторгать его лишь при содействии священника.

В 1791 г. Франция вводит гражданский брак. «La loi considère le mariage comme contract civil» (Закон рассматривает брак как гражданский контракт) – так это звучит. Гражданский брак был обставлен чрезвычайно торжественно. Представитель государства украшал себя шелковой лентой и имитировал движения священника. Гражданский брак во Франции зачастую был более торжественным, чем венчание в Цюрихе.

Не указывает ли присутствие трансцендентных аспектов в большинстве брачных церемоний – вопреки серьезным возражениям – на то, что брак в значительно большей степени связан со счастьем-спасением, чем с благом? Не потому ли брак и является столь «неестественным институтом»?

Союз мужчины и женщины, существующий до самой смерти, может толковаться как особый путь индивидуации. Одной из существенных черт этого пути счастья является невозможность избежать друг друга. Так же как отшельник не может уклониться от запросов своей души, так и супругам не удасться игнорировать своего партнера. В этой отчасти возвышенной, отчасти мучительной реальности и заключена специфика подобного пути.

В христианском представлении счастья важную роль играет любовь. До сих пор мы почти не упоминали об этом чувстве.

Слово «любовь» охватывает различные феномены, но все они, вероятно, имеют один и тот же источник, хотя и отличаются друг от друга. Брак – один из способов познания любви, которая, однако, далеко не всегда идентична тому, что вытворяет ветреный младенец Купидон. От нее можно ожидать всяких неожиданностей, она капризна, необузданна. Любовь в браке характерна еще и своей «противоестественной» долговечностью. «For better or worse, for richer or poorer, in sickness and in health, until death do us part»[6]. Существуют пожилые супружеские пары, в которых один из партнеров здоров и бодр, а другой болен и пребывает в унынии. Тем не менее оба любят друг друга и, заметьте, не из сострадания или потребности в защите. В таких случаях проявляет себя вся противоестественность и все величие этого вида любви, который выходит за пределы «личных отношений», становится чем-то большим, чем просто отношения.

Любой человек ищет свой собственный путь счастья. Художник находит его в живописи, монах – в монастырских заботах, инженер – в строительстве электростанций и т. д. Но часто люди идут по неподходящему для них пути счастья. Многие хотят быть художниками, а затем обнаруживают, что их призвание в другом.

Но является ли брак общедоступным путем счастья? Разве не существуют люди, душевному развитию которых не поспособствовал брак? Мы не требуем от каждого, чтобы он находил свое счастье, скажем, в музыке. Почему же мы считаем, что любой человек найдет себя в браке?

Само собой разумеется, что нормальный человек, достигнув определенного возраста, женится. В противном случае люди считают его жизнь не совсем нормальной. У пожилых холостых мужчин усматривают инфантильно-порочное развитие; они подозреваются в гомосексуализме; женщин считают недостаточно привлекательными «Поди ты, бедняжка, не смогла найти себе хотя бы какого-нибудь мужчину». В обществе господствует своеобразный террор: все должны жениться. В этом, пожалуй, и заключается одна из основных проблем современного брака.

Вопрос достижения счастья в браке приобретает сегодня все большую важность, превращая супружеские узы из учреждения в совместный поиск спасения, в призвание. Доминирование подобного подхода пагубно сказывается на супругах. В браке состоит бесчисленное количество людей, которые ни к чему не стремились, заключая этот союз.

Несмотря на то что раздаются голоса против супружества, в социальном контексте оно все же оценивается выше, чем положение холостяка. Так было не всегда. В средние века безбрачие ценилось очень высоко. Призвание монахини или монаха глубоко почиталось как одна из многих возможностей счастья, но, к сожалению, для женщин такой удел был связан главным образом с отсутствием сексуальности. По отношению к мужчинам общество более терпимо; холостяки редко жалуются на отсутствие сексуальной жизни.

Наше время поощряет существование вне брака, что только укрепляет авторитет супружества. Социальное положение и материальное обеспечение холостяков улучшается, они получают возможность воспитывать детей. В этом случае брак оказывается сознательным выбором человека, стремящегося найти свое счастье именно таким образом.

Множество женщин хочет иметь детей, но не связывать свою жизнь с мужчиной, жизнь с которым оборачивается для них по этой причине трагедией.

Современный брак возможен лишь в том случае, если существует гарантия достижения счастья. Но общественное мнение все еще толкает многих людей к тому, чтобы вступать в брак, стремясь достигнуть блага. Многие молодые девушки выходят замуж, чтобы обеспечить свою жизнь и не переживать тяготы профессиональной деятельности, а мужчины женятся потому, что ищут того, кто смог бы о них позаботиться. Поэтому очень незначительное число браков может продлиться «до самой смерти».

В настоящее время набирают силу некоторые движения, выступающие против брака; женщины хотят освободиться от пресса общественного мнения, вынуждающего их вступать в брак или просто «изъявляющего настоятельное желание», чтобы они выходили замуж. «Женщины не нуждаются в мужчинах», – провозглашают участницы подобных союзов, которые, к сожалению, часто бывают настроены против мужчин в целом. Согласно последним данным статистики, сейчас в западных странах люди вступают в брак в более старшем возрасте и реже, чем прежде. Вероятно, на этом фундаменте и будет воздвигнуто здание нового брака, который станет призванием некоторых, а не всеобщей повинностью. Именно в связи с этим многие молодые люди живут вместе, не давая друг другу супружеских обязательств. Но свидетельствует ли это о действительно новом понимании брака, с полной уверенностью сказать невозможно. Ведь это может быть также выражением коллективного пессимизма, отсутствия веры в существование какого бы то ни было пути к счастью.

Рассмотрим другие проблемы современного брака, который представляет собой в первую очередь институт счастья, а не пользы. Психологи, консультанты по браку, продолжают настаивать на том, что все супружеские отношения обязаны быть счастливыми, забывая, что путь к гармонии лежит через преисподнюю. Благополучие, счастье в житейском смысле этого слова – это не счастье-спасение, это только благо, польза. Цель настоящего брака – спасение, и поэтому в нем есть взлеты и падения, страдания и радости. Любой супруг спустя некоторое время после свадьбы обнаруживает некоторые патологические аспекты психики своего партнера, которые неизменны и имеют мучительные последствия для них обоих. Чтобы брак не разрушился, кто-то должен уступить, и, как правило, уступает тот, кто менее подвержен психопатии. Если один из супругов охладевает, другому не остается ничего другого, как с большей пылкостью демонстрировать свою любовь даже в том случае, если партнер реагирует на это очень слабо и неадекватно. Поэтому все те, кто советует супругам заботиться о себе, не терпеть какие-то проявления своей половины и т. д., лгут.

Брак вообще функционирует только тогда, когда дозволено то, что в обычной жизни не приветствуется. Как и любой другой путь к счастью, путь брака полон лишений.

Писатель, создающий выдающееся произведение, думает не о бытовом счастье, а о своем творческом призвании. Так и супруги, стремящиеся к спасению, редко могут вести ровную, гармоничную жизнь, к которой призывают их психологи. Довлеющий образ «счастливого брака» весьма небезопасен.

Для тех, кто способен пройти путь счастья в браке, этот институт сулит не только страдания, но и глубочайшее экзистенциальное удовлетворение. Данте не попал бы на небеса, если бы попытался обойти ад. Абсолютно гармоничные браки едва ли существуют.

«Мужское» и «женское» не гармонируют

Чтобы лучше понять феномен современного брака, необходимо принять во внимание еще несколько соображений, касающихся отношений между мужчиной и женщиной, разобраться в том, что, собственно, представляют собой мужчина и женщина и что определяет повседневное поведение индивида. Мы остановимся подробно лишь на тех аспектах проблемы, которые имеют прямое отношение к теме данного исследования.

Поведение животных во многом определяется врожденными поведенческими стереотипами, которые часто провоцируют или вызывают внешние стимулы. Как правило, они бывают адекватны определенной ситуации. Благодаря существованию подобных стереотипов поддерживается жизнь вида и отдельного животного.

Например, весной под влиянием определенных стимулов некоторые птицы строят гнезда, их поведение определяется общей для вида схемой. После того как на свет вылупляются птенцы и родители видят их раскрытые клювы, вступает в сипу стереотип поведения, связанный с кормлением. Надо отметить, что в случае замены естественных стимулов на искусственные, скажем, в лаборатории, результаты будут те же самые. В брачный сезон при появлении самки самец выполняет определенный ритуал «сватовства». Однако он воспринимает самку в виде сочетание некоторых форм, окраски и звука, и в связи с этим имитация, например, звуков, издаваемых обычно самкой, вызывает у самца такой же стереотип поведения, что и реальная самка в естественных условиях. Это характерно не только для птиц. Известен случай, когда в Канаде лось-самец во время брачного периода бросился навстречу движущемуся поезду. Объяснялось это тем, что свисток локомотива был подобен звуку, который издает лосиха во время течки. Следовательно, поведение – это не результат размышлений. Животное реагирует «инстинктивно», однако это не означает, что реакция животного просто темпераментна и бессмысленна. Она срабатывает в рамках отрегулированного стереотипа поведения, который в точности соответствует определенной ситуации и характеризуется рациональностью.

Люди отличаются от животных, но и в психике индивида сокрыты врожденные модели и реакции поведения – архетипы, которые отличаются от поведенческих стереотипов животных отсутствием детализации, утонченностью и сложностью. Кроме того, образно говоря, архетипы влияют, как правило, на закулисное поведение индивида и, несмотря на свою многочисленность, часто остаются невостребованными. Иными словами, не все архетипы проявляются у человека в течение жизни, хотя он хранит в своей психике множество стереотипов поведения, которые едва ли играют хотя бы минимальную роль в его эндемичной жизни. Кроме того, человек способен оценивать стереотипы поведения, размышлять о них и даже осознавать их. Происходит это по большей части символическим, образным путем, а не посредством логического мышления.

Несмотря на то, что все это хорошо известно, в вопросе «мужского» и «женского» царит путаница. Очевидно, что существует не только женский, но и мужской архетипы, и в каждом случае количество вариантов этих архетипов едва ли не достигает сотни. Во всяком случае, их намного больше, чем принято полагать. Но не все архетипы проявляются одновременно в жизни человека. Даже для той или иной исторической эпохи характерно доминирование женского и мужского архетипов. Индивид лишь выбирает стереотип поведения, которое тем не менее определяет модель, господствующую в коллективе в данный момент. Здесь берет свое начало распространенное заблуждение, согласно которому на данный момент существующие мужские и женские архетипы оказываются единственно возможными, на основании чего и делается вывод о сущности «мужского» и «женского». В результате возникают, например, юнгианские постулаты о том, что «мужское» идентично понятию «логос», а «женское» – «эрос», поскольку женщина – существо, сильнее привязанное к близким, более интимное, пассивное и обладает большими мазохистскими чертами, чем абстрактное, интеллектуальное, агрессивное, активное и склонное к садизму существо мужское. Однако в действительности это мнение свидетельствует лишь о том, что на момент его появления в обществе доминировали такие стереотипы мужского и женскою поведения, и не более того.

Существует множество женских архетипов. Среди них – архетип матери, выражающий заботу и вместе с тем способность поглотить, вдохновляющий и грозящий смертью.

Зловещие черты характеризуют архетип «mater dolorosa» (скорбящей матери), который неоднократно становился источником вдохновения живописцев и скульпторов. Его символизирует женщина, потерявшая своего сына, который, быть может, умер в детстве или погиб на войне, будучи, например, пилотом военного самолета. Такие матери зачастую столь сильно идентифицируют себя с архетипом «mater dolorosa», что им кажется, будто они превосходят других женщин.

Архетип Геры, жены божественного Зевса, – символ ревнивой супруги, жестокой по отношению к соперницам.

Существует и архетип гетеры, независимой женщины, которая может доставить мужчине сексуальное наслаждение и поддержать остроумную или даже научную беседу. Таковой в современном обществе принято считать, скажем, Шерли Маклейн, интеллектуальную, независимую, но вполне симпатизирующую мужчинам даму.

Другой женский архетип символизирует Афродита, богиня чистого сексуального удовольствия, это архетип любовницы, который выражают по-детски независимые Рэкел Уэлч и Брижит Бардо.

Афина символизирует архетип мудрой, мыслящей женщины, самостоятельной, несексуальной, но охотно помогающей мужчинам. Подобную роль часто исполняют супруги американских президентов.

Некоторые вдовы и разведенные женщины часто также имеют черты определенного архетипа. Они независимы, и, после того как мужчина покидает их, нередко создается впечатление, что эти женщины добились какой-то победы и благодарят бога за свое достижение. Отношение к умершему мужу тоже зачастую оказывается подобным отношению победительницы к побежденному.

Данные архетипы соседствуют с образами супруга, любовника, детей и семьи, и если бы женские архетипы этим и исчерпывались, то можно было бы с полным правом утверждать, что для женщин характерно эротическое, нежное отношение к мужчине. Однако существуют и женские архетипы, отвергающие образы мужчин и семьи, более близкие к коллективному бессознательному.

Среди них – архетип амазонки, женщины-воительницы. Она использует мужчин только для того, чтобы зачать ребенка. Согласно некоторым легендам, после того как похищенные амазонками мужчины выполняли свою детородную функцию, их убивали. По другой версии, амазонки использовали мужчин еще и в домашнем хозяйстве, заставляя их готовить пищу и ухаживать за детьми. Они любили покорять и властвовать и прекрасно чувствовали себя в сугубо женском обществе. Перед нами архетип независимой деловой женщины, сосредоточенной на своей профессии и отвергающей мужчин. Известен еще один архетип – одинокая амазонка, пожилая или молодая женщина, которая любит путешествовать в одиночестве, общаться с людьми, но никого не пускает себе в душу, относится к мужчинам с недоверием, но комфортно чувствует себя в обществе женщин, не будучи при этом лесбиянкой.

Другой женский архетип – Артемида. Она враждебно настроена по отношению к мужчинам и не желает, чтобы о ней что-нибудь узнали. Мужчины, которые осмелились приблизиться к ней, должны умереть. Если Артемида и поддерживает с кем-то отношения, то только со своим братом Аполлоном. Иными словами, такие женщины проявляют некоторую чувственность лишь по отношению к своим братьям и не хотят даже слышать о муже, браке и детях. Подобное является не только и столько результатом развития невроза, сколько следствием реализации данного архетипа.

В данном контексте следует упомянуть архетип весталки, монахини или жрицы. Эти женщины посвящают свою жизнь богу или приносят себя в жертву чему угодно, но только не мужчине или детям.

Мы можем предположить, что количество подобных архетипов, подразумевающих отсутствие связей с мужчинами и семьей, не ограничено вышеперечисленными архетипами.

Исследование архетипических возможностей человека могло бы пролить свет на природу неврозов. Слишком узкое понимание человеческой психологии мешает уловить все возможные вариации человеческого поведения.

Неадекватное поведение является не только результатом неблагоприятного душевного развития, как полагают обычно, но и проявлением черт определенного архетипа, который индивид не может осознать, поскольку такие черты не приемлемы с точки зрения коллектива.

Как правило, женщины полагают, что отношение к мужчинам должно быть естественным, лишенным невротических черт и патологии.

Однако, если мужчина или ребенок не стоят на первом месте в списке привязанностей женщины, речь не обязательно идет о неврозе.

Амазонка, Артемида, весталка и т. д. воплощают возможные женские варианты поведения, обоснованные архетипически и совершенно необязательно входящие в сферу психопатологии.

Для того чтобы активизировались архетипы, необходимы определенные условия, тенденции, которые, как правило, соответствуют духу времени.

В некоторые эпохи архетип художника или воина не имел особой значимости.

Господствующим женским стереотипом поведения является архетип матери, ярко выраженный во все времена. Дети нуждаются в матерях; без материнской заботы человечество вымрет.

Какова же ситуация с архетипами в настоящее время? Какие архетипы доминируют? Какие потеряли былое значение? Бросается в глаза, что в Западной Европе ослабло влияние материнского архетипа. Впрочем, у многих народов на высших этапах культурного развития происходило то же самое, достаточно привести в пример знать Римской империи или французское дворянство XVIII в.

Сегодня в индустриально развитых странах сложилась очень интересная ситуация. Средняя продолжительность жизни возросла до семидесяти лет, т. е. современные младенцы могут рассчитывать на такой срок. В прежние годы лишь немногие дети достигали зрелого возраста, поэтому для выживания человечества было необходимо, чтобы каждая женщина рожала как можно больше детей. Кроме того, немало людей, в частности женщин, умирало до достижения двадцатилетнего возраста, иными словами, до достижения материнского возраста, что и возлагало на живых большую ответственность по части материнства.

Сейчас жительница Европы имеет в среднем двух-трех детей, и когда они достигают более или менее зрелого возраста, забота о них полностью прекращается.

В прошлом только богатые люди могли позволить себе не тратить много времени на уход за малышом, нанимая для этого слуг и служанок. В наше время даже в очень состоятельных семьях прислуга стала редкостью, но женщины меньше обременены домашним хозяйством по сравнению со своими предшественницами благодаря развитию бытовой техники. Кроме того, уход за грудными детьми требует сегодня куда меньше усилий и труда, чем прежде.

Так как теперь не столь сильно доминируют архетипы матери и Геры, другим архетипам достается больше места под солнцем. Современная женщина может проявить многие ранее несвойственные ей черты, реализуя возможности других архетипов.

Примечательно, что ситуация мужчин не во всем аналогична женской. Положение мужчин почти не изменилось. В течение многих тысячелетий мужчины пользовались большими правами, чем женщины. Архетипы простого, грубого солдата Ареса и хитроумного Одиссея, талантливого воина и мужа, всегда были ориентирами для мужчин, равно как и архетип жреца, священника, вникающего в Божий промысел. Среди прочих архетипов можно назвать Гефеста, смышленого и разбирающегося в технике, Гермеса, ловкого торговца и вора, и др. Но тот факт, что женщины получили в настоящее время больше возможностей для реализации недоступных им ранее архетипических черт, не означает автоматически, что права мужчин также расширились. Дело в том, что потенциал мужчины и по сей день сковывает навязанная ему роль кормильца, содержателя. Поэтому архетипические возможности у мужчин не намного больше, чем у женщин. Другое дело, что женщины только открывают для себя право на выбор и в связи с этим полны энтузиазма, а мужчины уже привыкли к своим правам.

До последнего времени поведение женщин определяли лишь немногие архетипы, но теперь женщины «пробуждаются». К сожалению, в связи с этим возникает ряд проблем, о которых мы упомянем лишь коротко. Переход от одного архетипа к другому, или пробуждение нового, забытого до недавнего времени архетипа, очень непросты. Такие переломные моменты характерны для жизни любого человека. В период полового созревания мальчика архетип ребенка отступает на задний план и его место занимает архетип мужчины. В пятидесятилетнем возрасте этот архетип вытесняется архетипом старца, сенекса. На самом промежуточном этапе у некоторых людей возникают так называемые депрессии перехода, которые характерны для пубертатного периода и в возрасте сорока-пятидесяти лет. Депрессии такого рода преодолимы, поскольку аналитик и сам пациент точно знают, какой архетип сменяет архетип предыдущий.

Непростая общественная ситуация, сложившаяся сегодня в положении женщин, вряд ли сравнима с переходными депрессиями.

Человек многим обязан актам переработки воспринятого, переживания, совершенствования и смешения архетипов. Образно говоря, выскочить из пут архетипа нам не удастся. Архетип, хотим мы того или нет, постоянно определяет наше поведение. Мы можем культивировать это поведение, осознавать и формировать его, но в чрезвычайных ситуациях наши действия в весьма незначительной степени продиктованы волей Эго. Иначе говоря, мы способны осмысленно переживать свои поступки лишь в том случае, если они стереотипны с архетипической точки зрения. Мать никогда не смогла бы удовлетворительно исполнять свои материнские обязанности, если бы руководствовалась только размышлениями и эмоциями. Отношение матери к ребенку не только индивидуальны, они строятся прежде всего на фундаменте архетипа матери и ребенка.

Мы не способны сознательно выбирать необходимый в данной ситуации архетип. Сама ситуация и коллективное бессознательное навязывают нам то или иное поведение. Над нами господствуют те же архетипы, что довлеют над обществом. Какие именно коллективные архетипы преобладают в обществе, видно по доминирующим мифологическим образам, проще говоря, по поступкам героев кинофильмов, сюжетам рекламных роликов, популярных книг и т. д. Вот некоторые примеры: Елизавета II – символ архетипа королевы и супруги; Жаклин Кеннеди – олицетворение женщины, которая приобрела влияние благодаря славе и богатству мужа, экс-супруга шаха Сорийя – свободная любовница; Элизабет Тейлор – красота, пожирающая мужчин; Джеймс Бонд – авантюрист, подчиняющий себе технику и использующий женщин; оргиастичные рок-певцы, которых обожают поклонницы, – воплощение образа Диониса; Микки Маус – трикстер; Кассиус Клей, напоминающий героев Гомера; Эйнштейн – Прометей современности. Положение женщин сегодня осложняется тем, что они отказываются от малых групп архетипов и приближаются к большим, которые воспринимают еще недостаточно отчетливо, поскольку здесь речь идет не о депрессии перехода, когда человек осознает, какой архетип сменяет предыдущий. Женщины не ведают, что их ожидает. Старый континент исчез за горизонтом, а новый – покрыт туманом. Переход подразумевает вакуум архетипов. Потерявший ориентацию корабль женщин беспомощно блуждает по бескрайнему океану. Поэтому многие женщины стремятся отвечать только за себя, заботиться только о себе. Женщины постоянно обращаются к психологам, консультантам по браку и психиатрам, жалуются на разочарование, недовольство, печаль. Они хотят одного – найти самих себя, жить своей собственной жизнью.

«Найди себя» – вот излюбленная тема женских журналов и популярных психологических лекций.

Однако сделать это практически невозможно. В данном случае речь идет о коллективном отчаянии, депрессии и потерянности. Когда говорят: «Я хочу только одного – быть самим собой», это фактически означает: «Я хочу говорить на своем собственном языке». Но говорить на «собственном» языке невозможно, язык учат с детства или впоследствии, но так или иначе язык – средство общения, он должен быть понятен другим. Мы не можем найти самих себя, но можем выразить себя в архетипической роли и, возможно, найти себя в ней.

Конечно, современные женщины обрели небывалую свободу. Они могут выбирать, быть ли им матерями, возлюбленными, подругами, амазонками или уподобиться Афине.

Я не отважусь вычленить из женских архетипов абстрактное женское начало, а из мужских архетипов – начало мужское. Существует потребность в женщинах-психологах, которые изучали бы женское начало не как прилежные ученицы, глядя на него сквозь мужские очки. Одно можно сказать наверняка, что необходимо покончить с примитивными схемами: женское – это эрос, а мужское – это логос. Например, Афина выражает женский тип интеллектуальности, который никак не связан с анимусом. Следует также усомниться в биологическим постулате, утверждающем, что женщина чувствует себя женщиной лишь в том случае, если может рожать и воспитывать детей.

Появление новых архетипических возможностей имеет любопытные последствия: возникает страх перед многообразием. Женщины, смущенные предлагаемым им широчайшим выбором, предпочитают цепляться за ограниченный круг архетипов. Столетиями у женщин доминировал архетип Геры. Сегодня господствует архетип деловой женщины. Это связано с тем, что архетип матери потерял свое былое значение, и женщинам, находящимся под прессингом общества, приходится оправдывать себя усердной работой. Вместо того чтобы свободно выбирать из многообразия архетипов, они следуют образу деловой женщины и полагают, что нашли свое призвание в скучнейшей профессиональной деятельности, в которой они часто не нуждаются даже с материальной точки зрения. Иная пятидесятилетняя женщина, освободившаяся от «бремени» домашней хозяйки и воспитательницы, вынуждена жертвовать своей свободой ради скучной, упорядоченной профессиональной деятельности. Этот архетип деловой женщины тесно связан с техническими, рациональными, утилитарными «богами» нашего времени. Часто можно слышать: «Я хотела бы делать что-то полезное».

Отношения мужчин и женщин станут действительно новыми, когда женщины обнаружат, насколько богата палитра новых архетипов.

Сейчас набирают силу новые архетипические отношения между мужчиной и женщиной: Гера – Зевс, властолюбивая супруга, жестокий муж; Филемон – Бавкида, нежная верная супружеская пара; Арес – Афродита, отношения между восхищенной грубостью партнера, чувственной женщиной и грубияном, который поклоняется красоте; Зевс – нимфы, настойчивый, знающий толк в сексуальном наслаждении мужчина и его бесчисленные подруги; Афродита и ее многочисленные любовники и т. д.

Зевс и Гера на Олимпе подобны президенту и первой леди страны, его супруге. Их господство ограничено бесчисленными богами и богинями, которые тоже хотят реализовать свои возможности, но Зевс и Гера остаются очень авторитетной парой.

Архетипы, которые до сих пор считаются чем-то патологическим, встречаются весьма часто. Так, отношение Одиссея к Афине – не бóльшая патология, чем материнский комплекс многих женщин. Отношения мужчины и женщины могут не иметь сексуальных аспектов. Вполне допустима активизация архетипической ситуации брата и сестры, Аполлона и Артемиды, сердечной, постоянной, затмевающей все любви между братом и сестрой, которую не следует трактовать как инцест или нездоровую зависимость. Впрочем, еще во времена королевы Виктории отношения между братом и сестрой не воспринимали столь болезненно, как сегодня. В ближайшем будущем разовьются женские архетипические черты, сходные с чертами амазонок, ненавидящих мужчин и все, что с ними связано. Будут реализованы женские архетипы, оторванные от коллектива, – художница, ученый и др.

Все это в будущем, а в данный момент в отношениях между мужчинами и женщинами царит неопределенность. Эта неопределенность пугает нас, поскольку грозит демонической разрушительностью. Осознать этот аспект, увидеть архетипы в ясном свете дня – такова чрезвычайно сложная задача, стоящая перед нами и вызывающая страх. Едва испытав рефлексию по поводу архетипов, человечество стало пытаться преуменьшить серьезность проблемы. Ошибка многих исследователей заключается, в частности, в том, что они полагают, будто греческая мифология поставляет «чистопробный» вариант архетипа. Мифы и сказки действительно зачастую очень точно передают черты архетипа и его символы, но нередко они представляют собой серию чисто художественных образов.

В последнее время психологи приблизились к пониманию демонических черт материнского и отцовского архетипов. Примеры Хроноса, который пожирал своих детей, и матери-богини, требующей человеческих жертв, наводят на мысль о том, что многие неврозы обусловлены деструктивностью родителей, которые перестают выглядеть безобидными и внезапно превращаются в виновников трагедии!

Подобного прогресса не наблюдается, к сожалению, в психологических исследованиях, посвященных отношениям мужчин и женщин. Мы связываем мужское с агрессивностью, а женское – с эросом, и все. Архетип женщины-разрушительницы не оценен до сих пор.

Да, мы говорим о «femme fatale»[7], о «la belle dame sans mersi»[8], мы помним, что Марлен Дитрих пела о мужчинах, которые слетаются к ней, как мотыльки на свет, и сгорают, но мы не воспринимаем эти образы всерьез в контексте психологии и архетипов. Архетипические отношения между мужчиной и женщиной включают не только традиционные аспекты, но и независимость, борьбу, ненависть, гнев, грубость, конфликтность и мстительность. Агрессивность мужчины по отношению к женщине признана, но стремление женщины убить мужчину патологизируется, поскольку женское начало толкуется упрощенно.

Архетипическая готовность женщины убивать выражена в мифологических образах Пентесилеи, Камиллы, Ютурны, Марфисы, Брадаманты, Клоринды, Бритомартис, Белфебе, Редикул, которые нередко ошибочно воспринимаются как отклонения, как образы неженские, имитирующие мужские качества, иными словами, образы андрогинные. Женщина, которая выбивает из седла рыцаря в тяжелых латах, – остается женщиной. Другое дело, что такой женский образ неугоден обществу и на протяжении многих столетий «не был в моде».

Признание того, что женская устремленность к разрушению изначально заложена в существе женщины, чрезвычайно обогащает человеческие возможности осознания, но вместе с тем сулит проблемы. Например, Стриндберг, который это сознавал, не дополнил разрушительные аспекты женского архетипа деструктивными чертами архетипа мужского, стремящегося уничтожить женщин. Возможно, поэтому его объявили женоненавистником.

Чтобы понять природу брака необходимо прежде всего разобраться, какие качества связаны в нашем понимании с мужчиной и женщиной, которые могут и относиться друг к другу враждебно, и дополнять друг друга. Существует много женских стереотипов поведения, не имеющих отношения к мужчинам, и наоборот. Отсюда можно сделать вывод, что мужчина и женщина дополняют друг друга лишь отчасти. Правильное понимание брака подразумевает освобождение от «комплекса гармонии».

Отношения между мужчиной и женщиной – это отнюдь не всегда любовь, но и ненависть. При этом партнеры нередко абсолютно не подходят друг другу, не дополняют друг друга ни в чем. Одиночество и непонимание – часть брака. «Негармоническое» далеко не всегда связано с невротическим развитием или патологическими отношениями.

Брак – это отнюдь не гармонический союз, но вместе с тем он является плацдармом индивидуации, поскольку супруги помогают друг другу познать мир, добро, зло, высокое и низкое, одним словом, бытие.

Индивидуация и брак: случай из практики

Многие браки, несмотря ни на что, длятся до самой смерти. Без жертв, конечно, не обходится; индивидуация часто осуществляется странными путями, но только осознав значение индивидуации в браке, можно понять сущность этого союза.

Примером индивидуации, протекающей в рамках супружества, служит случай из моей собственной психотерапевтической практики. Впрочем, я вполне сознаю, что в любом, даже в самом, казалось бы, объективном изложении материала нельзя полностью избежать тенденциозности, поскольку, в конечном счете, автор делает ставку на то, что необходимо ему, иными словами, выбирает, руководствуясь собственным мнением.

Что касается данного материала, то, прежде чем опубликовать его, я заручился согласием заинтересованных лиц, двух супругов, и постарался как можно тщательнее изменить все, что могло бы носить личный характер. Супруги уверили меня в том, что публикация не имеет компрометирующего характера.

Итак, случай. Ко мне обратились супруги: муж, мужчина невысокого роста, не слишком привлекательной наружности, интеллигентный бизнесмен без академического образования, жена, красивая интеллигентная женщина, получившая классическое гуманитарное образование. Они познакомились, когда им было по двадцать пять лет. Довольно скоро они полюбили друг друга, и она забеременела. Однако брак был вызван, как уверили меня оба супруга, скорее не последней, а первой причиной, иными словами, не беременностью, а страстной влюбленностью.

Жена восхищалась своим супругом, его деловой хваткой, независимостью и способностью добиваться своего. Он ценил ее за красоту, хороший вкус и образованность.

После женитьбы муж основал свое дело и поначалу вынужден был затрачивать много сил на то, чтобы поддержать свое начинание, которое в результате превратилось в процветающее предприятие. У мужа был целеустремленный характер, он часто работал до поздней ночи.

Жена не переставала восхищаться его деловыми качествами и понемногу прививала ему вкус к искусству.

Когда появился на свет второй ребенок, супруга перестала уделять должное внимание мужу и посвятила себя детям. Если у них случался скандал, она щеголяла своей образованностью, упрекая его в недостатке воспитания. Муж стал очень покорным и делал все возможное, лишь бы облегчить жизнь своей жены, – помогал ей по хозяйству и т. д., хотя и ощущал сильное раздражение. Однажды вечером он вернулся домой в легком подпитии и, когда жена грубо потребовала, чтобы он помог ей по хозяйству, не выдержал и после короткой словесной перепалки дал жене пощечину. Супругов сильно напугал этот инцидент, и они спешно обратились к консультанту по браку.

Консультант по браку разговаривал с обоими отдельно. Жене он сказал, что она стремится доминировать над мужем, виной чему невроз, и посоветовал ей больше считаться с мнением своей второй половины. Кроме того, он попытался воскресить у женщины угасшее восхищение деловыми качествами своего мужа. Супругу консультант по браку объяснил, что он потерял свою самостоятельность, стал слабоволен и ведет себя с женой неверно, виной чему тоже невроз. Он предостерег мужа от пьянства и настоятельно посоветовал ему не заниматься рукоприкладством, утверждая, что ему мешает собственная агрессивность, и поэтому ему следует обратиться к психоаналитику.

Среди прочего анализ показал, что супруг, в сущности, значительно глубже чувствовал искусство, чем его жена. Он испытывал подлинное удовольствие от литературы и живописи. Когда он приобрел большую уверенность в себе, жена не смогла этого вынести. Она привыкла к тому, что муж уступает ей во всем. После очередной бурной ссоры она, взяв с собой обоих детей, оставила мужа и перебралась к своей матери. Затем она обратилась за консультацией к другому консультанту по браку, который не был знаком с ее мужем. Психолог составил себе мнение о личности ее супруга на основании ее рассказа, посчитав, что речь идет о способном, но необразованном и бесчувственном коммерсанте, так называемом selfmademan, человеке, который сделал себя сам. Консультант и супруга решили, что изменить характер мужа очень трудно, а спасти брак можно лишь в том случае, если женщина будет играть роль покорной жены.

Спустя несколько недель супруг появился у тещи и вернул домой свою жену и детей. Оба были единодушны в том, что брак следует всеми силами сохранить. Муж смягчился и отказался от надежды одержать верх над своей женой, часто расхваливал ее вкус, образованность, нередко в присутствии друзей цитировал высказывания своей жены по поводу того или иного произведения искусства. Он продолжал чем мог помогать жене в домашнем хозяйстве, хотя и уставал на работе. Однако супруга едва ли обращала на это внимание, совершенно не интересовалась, как идут дела в фирме. Нередко, возвратившись с работы смертельно усталый, он вынужден был идти с ней в театр, хотя больше всего на свете хотел просто посидеть у камина, немного посмотреть телевизор и расслабиться. Супруга имела над ним огромную власть.

Между тем она несколько охладела к сексуальной жизни. Она могла достичь оргазма лишь тогда, когда муж делал вид, что платит ей, кладя на ночной столик стофранковую купюру, и фантазировала, что она проститутка, работающая в борделе.

Супруг в сексуальном плане имел наклонности отчасти мазохистские. Он приближался к эякуляции лишь в том случае, если жена во время полового акта дергала его за волосы. Тем не менее супруги делились друг с другом своими сексуальными фантазиями, поскольку их отношения, в общем-то, всегда оставались искренними, и бывали дни, когда они могли очень хорошо побеседовать, находя в партнере понимающего и внимательного слушателя.

Однажды мужу приснился сон. Он увидел известную картину, изображающую Аристотеля, стоящего на коленях, на котором верхом сидит его жена. Только в сновидении Аристотелем оказался он (пациент), а оседлавшей его женщиной была его супруга. Сновидение развивалось, он увидел, что жена покалечила ноги и не может идти.

Этот сон можно интерпретировать по-разному. Во всяком случае одно очевидно: жена, хотя и доминирует над своим мужем, не способна стоять на собственных ногах, поэтому ей приходится «кататься верхом» на муже. Несомненно, речь здесь идет о «невротическом» браке: он – в какой-то мере мазохист, а она компенсирует свою практичность, обывательский характер и грубость повышенным и болезненным интересом к искусству. Отсутствие самостоятельности заставляет жену искать человека, согласного ей подчиняться, поэтому был сделан вывод, что ей не мешало бы подумать о собственной личности.

На субъективном уровне толкования это сновидение представляет аниму в роли жены, но здесь мы не будем на этом подробно останавливаться.

Впоследствии мужу неоднократно (и главным образом после ссор с женой) снилось, что он видит в темной комнате какого-то мужчину, играющего на пианино; нередко этим мужчиной был он сам. Мужчине полагалось исполнить определенную мелодию, и до тех пор, пока он этого не делал, ему воспрещалось покидать комнату.

Однажды он различил во сне ноты и прочитал, что искомая мелодия называется «le mariage», что по-французски означает – брак.

Маленькое, темное помещение, которое фигурировало в сновидении, ассоциировалось у пациента с одной комнатой в доме его родителей. В эту комнату он часто и охотно заходил, будучи ребенком. Там он размышлял о себе и о жизни, и именно в этой комнате он сделал потрясающее открытие: он осознал, что мыслит и существует.

Мужчина не обладал абсолютным музыкальным слухом, но хорошо помнил, что в детском возрасте очень любил слушать орган и с удовольствием пел в церковном хоре. Даже в зрелом возрасте музыка, исполнявшаяся в церкви, захватывала все его существо и была каким-то необъяснимым образом связана с огромным чувством божества.

Данное сновидение выражает, в частности, невоплотимую мечту об индивидуации. Le mariage – это мелодия, которую исполнял муж, чтобы приблизиться к ощущению божества, иными словами, чтобы развивать процесс индивидуации, и эта мелодия была – супружеством.

Сновидение, стоит признать, было своеобразным. У мужа появилась любопытная ассоциация, связанная со сновидением. Он рассказал о том, что некогда прочел новеллу, в которой говорилось о жонглере. В пересказе пациента история выглядела следующим образом. Во славу Господа и Девы Марии в средневековом городе был построен величественный кафедральный собор. Чтобы доказать свое ревностное служение Богу, каждый житель внес свой вклад в строительство: архитектор спроектировал собор, плотник сбил стропила, каменщик возвел стены, художник украсил их росписью, ювелир изготовил великолепные подсвечники, свечник отлил свечи и т. д.

Когда строительство собора было закончено, жители устроили празднество, и все, кто принимал участие в строительстве храма, ощутили присутствие среди них Духа Святого. После праздника, поздно ночью священник в последний раз обходил собор, чтобы проверить, все ли в порядке, и вдруг заметил перед алтарем жонглера, который искусно манипулировал в воздухе мячами и палками. Священник был возмущен таким богохульством, но ярмарочный шут ответил: «Все в этом городе владеют ремеслом, которое они посвятили Богу, участвуя в строительстве церкви. Я же не умею ровным счетом ничего, кроме как жонглировать в воздухе мячами и палками. Но это и есть мое призвание, мое искусство, и поэтому я здесь воздаю им хвалу Господу нашему».

Муж связывал игру на пианино в сновидении с выступлением жонглера.

Неизбежно возникает вопрос: до каких пределов простиралось терпение супруга и его готовность уступать жене, ведь результатом такого поведения мог оказаться значительный вред для индивидуации обоих супругов? Жена могла стать ненасытной, подобно героине «Сказки о рыбаке и рыбке»[9]. Бедный рыбак, подчиняясь требованиям своей жены, начинает с малого.

Но жадность жены растет, и увеличиваются требования, которым, кажется, не будет предела. Конец нам известен: оба остаются ни с чем.

Ошибочное ограничение сексуальности сферой размножения

В этой главе речь пойдет о сексуальности, которая играет решающую роль в браке и вообще в отношениях между мужчиной и женщиной. Слово «сексуальность» звучит сегодня так часто, что нагоняет скуку. О ней столько всего сказано, что у людей возникает ощущение, будто частота ее упоминания свидетельствует о полноте знаний. Какой же психологический феномен скрывается за понятием сексуальность и секс?

Древние эллины относились к сексуальности поэтичнее, чем современные люди. Они почитали богиню любви Афродиту, родившуюся из морской пены, крови оскопленного Урана, бога Неба, сына Хаоса. Афродита была очаровательна и соблазнительна. Парис преподнес золотое яблоко именно ей, подпочтя ее Гере и Афине. Она была женой хромого кузнеца Гефеста, но пылала страстью к богу войны Аресу, одно имя которого вселяло в людей ужас.

Другой персонаж греческой мифологии – Приап, бог плодородия; он изображается безобразным мужчиной с огромными гениталиями, который, похваляясь, бесцельно бродит по миру.

Но наиболее известен Эрос. Согласно «Теогонии» Гесиода этот бог существует с начала всех времен; он родился из Хаоса, присутствовал при рождении Афродиты и первоначально упоминался в связи с гомосексуализмом. Позднее, в частности у Овидия, он изображается в виде легкомысленного мальчика, летающего по всему свету, держа в руках лук, а за спиной колчан со стрелами с золотыми или свинцовыми наконечниками. Те, кого настигли золотые стрелы, сходят с ума от любви. Попадание свинцовой стрелы чревато равнодушием к любви.

В более поздние времена считали, что существует множество Эросов или Эротов, маленьких летающих существ, которые подозрительно похожи на создания, улетучившиеся из ящика Пандоры.

Пожалуй, с точки зрения психологии правильнее было бы говорить о различных богах и богинях, иными словами, неких мощных силах и сущностях, а не о сексуальности, которая есть не что иное, как примитивное, обывательское понятие, – патина на многокрасочном феномене.

Не только греки, но и другие народы изображали сексуальность в мифологических образах. Например, в мифологии североамериканских индейцев из племени виннепаг сексуальность приобретает независимость от своего выразителя, Ватюнкага, плута, трикстера, персонажа, лишенного морали, который осмеивает всех и сам оказывается объектом для шуток. Свой огромных размеров половой член он носит с собой в ящике, как будто это не часть его тела, а обыкновенная вещь. Его половой член самостоятельно плавает в воде, нападая на купающихся девушек. С точки зрения психологии образ независимой, автономной сексуальности верен. Вместе с тем подобное отношение к сексуальности у индейцев связано и с культурными традициями племени виннепаг. Индейцы полагают, что душа человека состоит из различных частей. Это можно сравнить с европейским выражением «Сердце разрывается на части» из-за определенного человека.

Этнографы сообщают об архаичных народах, которые даже не усматривают никакой связи между размножением и сексуальностью, полагая, что это действия изолированные. Сегодня практически каждый ребенок знает, что для того, чтобы на свет появился человек, должен произойти половой акт, иными словами, в дело должна вступить сексуальность. Однако, быть может, с точки зрения психологии архаичные народы не так уж ошибаются? Как же, собственно говоря, соединены сексуальность и размножение?

Поражает тот факт, что в течение развития иудаистской и христианской теологии сексуальность прямо-таки неизбежно связывалась с размножением. Апостол Павел отказывался от сексуальности как таковой, признавая ее право на существование, лишь поскольку она освящена браком. Он считал, что лучше жениться, чем сгорать в грехе наслаждений безбрачной жизни. Блаженный Августин отмечал, что сексуальность допустима только в браке, потому что в данном случае служит размножению. Сексуальное наслаждение он отвергал принципиально. Святой Фома и многие другие отцы церкви также отстаивали мнение о том, что сексуальное наслаждение греховно в любом случае, но простительно, если служит для продолжения рода. Впрочем, Альберт Великий и Дуне Скотт считали, что сексуальное удовольствие непростительно даже в браке и в связи с размножением.

Попытки оправдать сексуальность размножением продолжались вплоть до периода секуляризации. Многие врачи и психиатры XIX столетия рассматривали сексуальность уже с психологической точки зрения, однако ориентировались также на размножение. Поэтому онанизм, сексуальные фантазии и т. п. воспринимались как патология, изнуряющая нервную систему. Вплоть до недавнего времени было принято рассказывать детям небылицы о том, что мастурбация может привести к параличу и тяжким болезням.

Психиатры XIX в. не отдавали себе отчет в том, что их взгляды были насквозь пронизаны христианским мировоззрением. Так, Крепелин полагал, что причиной всех половых расстройств является, как правило, онанизм. Тревожное отношение к мастурбации кажется сейчас странным, но в историческом контексте оно вполне объяснимо. Коль скоро основой сексуальности считалось размножение, то самоудовлетворение, не приводящее к зачатию, выглядело патологическим и греховным занятием. Кроме того, Крепелин считал, что сексуальные фантазии возникают непосредственно во время акта мастурбации, поэтому они тоже патологичны.

Психиатрия XIX столетия официально не имела отношения к христианству, но весьма любопытно проследить, как средневековые богословские идеи решающим образом повлияли на развитие представлений о человеческой психопатологии. Наивный биологический подход к исследованию сексуальности, практиковавшийся в XIX в., не расширил понимание сексуальной жизни. И все же именно в это время начали интенсивно изучать данный феномен.

Сексуальность, направленная только на размножение, действительно существует и характерна для истеричных женщин, хотя следует напомнить, что в настоящее время понятие истерии выходит из употребления по причине своей спорности. Черты характера истериков, описанные многими авторами, обязаны своим возникновением оживлению примитивных, архаичных стереотипов поведения. К примеру, у мужчин и женщин, подверженных истерии, наблюдается примитивный рефлекс бегства от любой опасности. В определенных обстоятельствах подобные люди кричат и панически пускаются в бегство. К примитивным рефлексам следует отнести и род паралича, который неожиданно, словно пароксизм, сковывает мышцы человека в неприятной и опасной ситуации. Является ли это рудиментарным остатком инстинкта самосохранения? По крайней мере, известно, что довольно часто животные, подвергшиеся нападению, замирают, успокаивают тем самым нападающего и избегают верной смерти.

Кроме того, архаичной реакцией является и чувствительность истериков к любому виду невербальной коммуникации. Истерики часто чувствуют, что происходит в душе близкого человека даже прежде, чем он сам отдаст себе в этом отчет. Скорее всего у них сохраняется способность к коммуникации непосредственно с психикой ближнего, минуя окольные пути языка, жестов и т. д. Иначе говоря, такая архетипическая способность истериков не стала жертвой сильного Эго.

Сексуальность истеричных женщин обладает любопытными чертами. Многие женщины с истеричным характером сексуальны, но вместе с тем не ощущают никакого удовольствия от непосредственного полового акта, не способны достигать оргазма. Однако подобные женщины зачастую весьма кокетливы и проявляют активность в процессе соблазнения мужчины, а также в прелюдии полового акта. От природы они одарены способностью привлекать и сексуально возбуждать мужчину, хотя сами мало чувствительны.

Данный вид «истерической сексуальности» может быть охарактеризован как сексуальность архаичная. Быть может, нуждам размножения такая влекущая, фригидная сексуальность вполне отвечает. Для того чтобы зачать ребенка, достаточно сексуально возбудить мужчину, а то обстоятельство, что при половом контакте женщина испытывает какие-то особые ощущения, представляется с точки зрения размножения пустым расточительством энергии. Биологически оргазм вовсе не является обязательным; оплодотворение может состояться и без него.

Подобная архаичная сексуальность встречается и среди мужчин. Есть мужчины, для которых единственно важной является эякуляция, все равно когда и как она осуществляется, а любая игра, происходящая до и после полового акта, им неинтересна и непонятна. Подобная сексуальность, служащая прежде всего размножению, часто встречается у людей, которые по какой-либо причине не получили воспитания и выросли в неблагоприятных для духовного развития условиях.

Примечательно, что именно такое животное, примитивное сексуальное поведение длительное время почиталось христианскими теологами как единственно допустимое и негреховное, освященное браком и служащее размножению.

Впрочем, христианство только наследовало ветхозаветные представления. Бесполезная растрата мужского семени расценивается в Ветхом Завете как тяжкое преступление против Бога.

Учение о том, что сексуальность оправдывается лишь размножением, имеет зловещие черты. Поскольку в согласии с такой точкой зрения положительно может оцениваться только грубое, животное совокупление, как если бы мы сказали, чья трапеза не является грехом только в том случае, если простейшая пища по возможности быстро, без какого-либо ограничения условностями этикета, проглатывается с одной лишь целью набить желудок и поскорее утолить голод.

Поэтому правомерно усомниться в том, что основой сексуальности является размножение. Только незначительная часть времени и энергии, расходуемых людьми на сексуальную жизнь, имеет отношение к зачатию. Сексуальная жизнь начинается в младенчестве и заканчивается только в могиле. Сексуальная жизнь – это как сексуальные фантазии, самоудовлетворение и сексуальные игры, так и собственно половой акт. Только очень небольшая часть сексуальной жизни реализуется, гораздо более значительная часть состоит из фантазий и сновидений, связь которых с размножением ничтожно мала.

Мы действительно подчас не сознаем, какое незначительное отношение имеет сексуальность к размножению. Однако дело обстоит именно так, и, надо сказать, обстоит оно таким образом отнюдь не с тех пор, как у нас появились более совершенные, чем прежде, противозачаточные средства. Большинство сексуальных действий всегда было с биологической точки зрения бесцельной игрой. Быть может, сексуальность была всегда связана с размножением, но если признать, что последнее – единственный фундамент сексуальности, то данный феномен станет совершенно непонятен.

Проводя параллели между сексуальностью и размножением, мы сужаем горизонты этого явления. Однако сознательно или бессознательно все еще бытует мнение о том, что нормальная сексуальность связана с продолжением рода. Даже многие современные психологи считают ненормальной любую сексуальную деятельность, которая никаким образом (пусть хоть как-то) не связана с оплодотворением. Немало бед принес в этом смысле и тенденциозный подход католической церкви.

В XIX в. католическая тенденциозная мораль сомкнулась с биологическим научным подходом, и это привело к тому, что сексуальность стали воспринимать положительно только в том случае, если она существует в рамках брака и служит размножению, между тем как цель брака – рождение и воспитание детей. И хотя это означает, что «finis primanus» (важнейшая задача) брака – зачатие, еще Августин сказал, что «in nostrarum quippe nuntiis plus valet sanctitas sacramenti quam fecunditas uteri» (таинство важнее плодовитости матки).

«Нормальной» сексуальности не существует

Решительный переворот в понимании природы сексуальности произвела теория Фрейда. Современный подход к исследованию сексуальности немыслим без ее учета. Согласно Фрейду, сексуальность включает в себя разнообразные влечения, которые в благоприятных условиях могут принимать форму нормальной сексуальности, а в противном случае приводить к перверсиям.

Вкратце описывая теорию сексуальности Фрейда, следует отметить, что он точно определил этапы сексуального развития индивида. Младенец – полиморфно-перверсивно аутоэротичен – переживает все возможные сексуальные импульсы, которые позднее могут проявиться в виду перверсий.

Первичный центр сексуальности – рот. В соответствии с этим первая фаза развития носит название оральной. Она связана с сосанием, глотанием, поглощением, которые имеют ярко выраженный сексуальный оттенок. В следующей, анальной фазе чувственность концентрируется вокруг выделительных органов, а также элиминации урины и фекалий, и закладываются основы садомазохистских тенденций. В поздней генитальной фазе ведущую роль приобретает область половых органов, а приблизительно с шестилетнего возраста в рамках генитальной фазы разворачивается фаза эдипальная, для которой характерны инцестуозные желания, стремление к сексуальному контакту с отцом или матерью. Эдипальные желания подавляются, следствием чего оказывается латентный период примерно до двенадцатилетнего возраста, во время которого подавляются сексуальные влечения вообще, а сексуальная энергия отчасти сублимируется. Затем в пубертатный период вступает в свои права так называемая нормальная сексуальность.

Долгий и сложный путь сексуального развития чреват многими опасностями, в частности потенциальными возможностями сексуальных отклонений. Индивид может зафиксироваться на определенной фазе, со всеми вытекающими отсюда последствиями, в частности доминированием некоторых сексуальных компонентов, например, садомазохистских в случае фиксации на анальной фазе. Боясь не устоять перед искушением сексуального влечения, индивид бессознательно может привести в действие механизмы смещения, которые сконцентрируют сексуальную энергию вокруг замещающего объекта, примером чему служит фетишизм, когда предмет выполняет роль вожделенного существа.

Причинами сбоев в развитии являются, согласно Фрейду, конституциональная слабость или врожденный сифилис, нестабильная нервная система или определенные переживания, которые ведут к фиксации. Неудачные сексуальные стимуляции в определенной фазе, например, наблюдения за сексуальными контактами родителей, которые могли быть истолкованы как попытка убийства, соблазнение родственниками или чужими взрослыми людьми могут привести к тому, что характерное для данной фазы сексуальное влечение приобретет чрезмерное значение для индивида и станет играть в его сексуальной жизни ведущую роль.

В этом смысле сексуальные отклонения связаны с мощными инфантильными половыми влечениями. Согласно этой теории, любая нетрадиционная половая деятельность является перверсией.

В последнее время учение о фазах Фрейда подвергается резкой критике. Оппоненты Фрейда указывают, в частности, на то, что существование так называемого латентного периода сомнительно, поскольку между шестью и двенадцатью годами жизни сексуальность ребенка отнюдь не ослабевает.

К сожалению, грандиозность фрейдовских идей зачастую ускользает от внимания именно психологов-юнгианцев. Надо прежде всего учесть, что Фрейд описывает не подлинные «факты», и оценить его вклад в психологию можно лишь в том случае, если принять во внимание, что теория сексуальности является развитой современной мифологией, которая в символической форме дает намного более ценные сведения о сексуальности, чем статистика. Скорее всего образ полиморфно-перверсивного ребенка – это символическое изображение бесконечных возможностей, которыми обладает дитя, могущее стать кем угодно.

Фрейд пытался показать, что все так называемые перверсии с самого начала присущи каждому человеку, а «нормальная» сексуальность – это не что иное, как изящное строение, отдельные стены которого и есть так называемые перверсии. Заслуга Фрейда состоит в том, что он включил сексуальные отклонения в сферу сексуальности и расширил ее понимание, ограниченное до этого подходом, в котором доминировал инстинкт размножения. Однако гениальные прозрения Фрейда не смогли изменить общее отношение к сексуальности и окончательно сломать ее узкое понимание. Так, мастурбация все еще считается грехом по отношению к принципам Эго, грехом против эроса или, согласно известному швейцарскому психологу и философу Паулю Хеберлину, против партнера.

Экзистенциалисты попытались глубже проникнуть в значение сексуальности. Например, Медард Босс считает, что не только нормальная сексуальность, но и любое извращение есть отчаянная, пусть и обреченная на неудачу, попытка выразить любовь. Другие экзистенциалисты полагают, что половое влечение – это инстинкт бытия и когда между бытием и стремлением быть, существовать возникает дистанция, ее заполняют сексуальные фантазии и перверсии деструктивного характера, такие, как садизм и мазохизм.

Как тут не вспомнить слова Фрейда о том, что всемогущая любовь нигде, пожалуй, не проявляется так сильно, как в заблуждениях.

Аргументом против попыток представить сексуальность как деятельность, связанную с зачатием или выраженную только в половом акте (между тем как любую другую сексуальную деятельность объявить по меньшей мере подозрительной), послужит следующий феномен. В психотерапевтической практике постоянно убеждаешься, что чем разностороннее пациент, тем больше у него так называемых сексуальных отклонений. Исключения лишь подтверждают правило. Неразвитые, слабообразованные и малокультурные люди чаще обладают тем, что принято именовать нормальной сексуальностью. Кроме того, исследователи вопроса сексуальности едва ли принимали во внимание тот факт, что большая часть сексуальной жизни человека проходит в фантазиях, которые бывают порой весьма причудливыми, по крайней мере, значительно причудливее прожитой сексуальной жизни.

Необходимо отказаться от морализаторства, биологических шор и догм, чтобы подобрать ключ к проблеме сексуальности и увидеть ее такой, какова она есть в действительности.

Сексуальность и индивидуация

Для того чтобы оценить роль сексуальности и ее возможные проявления в браке, необходимо несколько расширить сферу рассмотрения данного феномена, к сожалению, современные, популярные подходы к сексуальности для этой цели не годятся. Например, попытка увязать сексуальность только с наслаждением проблему явно не исчерпывает. Сексуальность столь привлекательна, что воображение людей занято в основном сексуальными фантазиями. Кроме того, данный феномен издавна волновал мыслящих людей. Едва ли такое внимание можно объяснить удовольствием. Человеческая сексуальность обладает тревожными и захватывающими чертами. Тот факт, что в древности на Востоке существовала храмовая проституция, свидетельствует не о том, что в те далекие времена люди полагали, что сексуальность – это нечто «естественное» и приятное, а скорее о том, что, по их мнению, несравненная нуминозность данного переживания позволяла совершать сексуальные действия даже в храме.

Сексуальность – это не только одна из форм межличностных отношений, как правило, отношений между мужчиной и женщиной, поскольку большая часть сексуальных фантазий никак не связана с какими бы то ни было межличностными отношениями и может ориентироваться на вымышленные персонажи.

Не следует рассматривать сексуальность и как чистое удовольствие, подобное удовольствию от приема пищи и вкусных напитков. Ни инстинкт продолжения рода, ни наслаждение, ни межличностные отношения не в силах объяснить, почему существует огромное число вариаций сексуальной жизни и фантазий.

Фрейд предпринял замечательную попытку истолковать высшую душевную деятельность человека, связанную с искусством, религией и т. п., пользуясь понятием сублимированной сексуальности. Мы рискнем не согласиться с мэтром и поставить вопрос следующим образом: можно ли интерпретировать сексуальность как выражение индивидуации или религиозных устремлений? Действительно ли грубые, сексуально окрашенные молитвы средневековых монахинь являются выражением фрустрированной эротики? Связаны ли современные шлягеры и старые народные песни, в которых с чувством поется о любви и разлуке, только с нереализованными сексуальными желаниями подростка или же они – одна из форм процесса индивидуации?

Сексуальность связана с индивидуацией. В задачи индивидуации входит контакт с личной, коллективной и архетипической тенями, со «злом», с «внутренним убийцей и самоубийцей». Другая, не менее важная задача индивидуации – контакт мужчины со своей женской (анима), а женщины – со своей мужской (анимус) ипостасями. Конфронтация с заключенными в своей собственной психике аспектами другого пола предоставляет индивиду возможность осознать амбивалентности души и бытия, мужчины и женщины, человека и Бога, добра и зла, сознательного и бессознательного, рационального и иррационального. «Conjunctio oppositorum», единство противоположностей, – один из многих символов индивидуации.

Юнг всегда подчеркивал значение сновидений, воображения, религии и художественного творчества в процессе индивидуации. Подобные медиуматические переживания способствуют индивидуации. В них заключены живые символы, обусловливающие развитие и изменение индивида. Существует тенденция монополизирования символов небольшой группой высокоинтеллектуальной и образованной элиты. В качестве иллюстрации сказанному можно привести пример греческих богов и символов христианства. Древнегреческий пантеон олицетворяет архетипы, т. е. абстракции, но эллины относились к ним как к реальности, воспринимая каждого бога как подлинную, существующую личность. Когда люди античного мира стали воспринимать богов сознательно, относиться к ним как к символам, их боги моментально утратили значительную власть над духовной жизнью большинства людей. Точно так же обстоит дело в психологии. Аналитики постоянно допускают одну и ту же ошибку, пытаясь интерпретировать сновидения как предсказание, конкретизируя послание, заключенное в сновидении и не толкуя его как символ. Поэтому если человек видит во сне, например, мать, то зачастую этот образ трактуют буквально, забывая, что мать в сновидении скорее всего – символ материнства, а не олицетворение земной матери сновидца.

Греки почитали своих богов и приносили им жертвы, тем самым они получали возможность в полной мере ощутить архетипические компоненты своей души, проецируя их на божество. Процесс индивидуации вообще очень часто протекает через проекции. Средневековые алхимики видели аналогию между психическим развитием человека и химическими процессами, будь это реально существующие или предполагаемые реакции. Однако непосредственное восприятие реальности богов и алхимических символов ограничивает индивидуацию. К. Г. Юнг постоянно подчеркивал необходимость отказа от проекций. Только при этом условии сновидения, фантазии и активное воображение становятся подлинными медиумами процесса индивидуации.

Индивидуация нуждается в живых символах. Но где сегодня можно обнаружить живые, действенные символы, которые могли бы сравниться с древнегреческими богами и алхимическими процессами? Отвечая на этот вопрос, мы сталкиваемся с новым пониманием сексуальности. Сексуальность не идентична инстинкту размножения и не исчерпывается человеческими отношениями или наслаждением. Сексуальность во всех своих вариациях может быть истолкована как индивидуационная фантазия, символические образы которой живы и действенны до такой степени, что даже влияют на физиологическое состояние индивида. И, кроме того, подобные символы – достояние не только академической элиты, но и всех людей без исключения.

Какие перспективы открываются перед мужчиной, вступившим в контакт с женским началом? С одной стороны, брак или связь с женщиной, с другой стороны, сексуальные фантазии, направленные, разумеется, не на продолжение рода, человеческие отношения или наслаждение, а на конфронтацию с анимой, с женским началом, заключенным в психике мужчины и окружающим его в реальности. У женщин все обстоит так же за тем лишь исключением, что объектом конфронтации оказывается анимус, начало мужское.

Сексуальные фантазии большинства мужчин и женщин более необузданны и причудливы, чем их реальная сексуальная жизнь. К несчастью, аналитики и психологи зачастую высокомерно реагируют на такие фантазии и бывают склонны считать их патологией. На особенно яркие и необычные сексуальные фантазии пациентов психологи, как правило, реагируют следующим образом: «Этот молодой человек (или эта молодая женщина) еще не способен к межличностным отношениям, поскольку продолжает оставаться жертвой противоестественных сексуальных влечений». Обсуждая случай из практики с коллегой, аналитик может сказать, например, такое: «Мой пациент адресует свои необузданные сексуальные фантазии образу одной своей знакомой. А все потому, что ему еще не достает нежности». Часто приходится слышать, что какой-нибудь пожилой мужчина страдает от старческой похотливости. В этом контексте часто используется выражение «бегство в фантазии». Такое снисходительное отношение к фантазиям, которые воспринимают как патологию, разрушительно влияет на психику пациента. Индивидуация протекает не только в проекциях, в межличностных отношениях и путем логических рассуждений, но и через живые символы, связанные с духовным и телесным и целиком захватывающие человека.

Необходимо подчеркнуть, что сексуальная жизнь, и прежде всего ее проявление в фантазиях, представляет собой интенсивный процесс индивидуации, выраженный в символах. Поэтому к подобному развитию следует относиться с уважением. Считать, что этот феномен примитивен и, хотя и имеет определенное символическое значение, представляет собой всего лишь сублимацию, которая в дальнейшем переживается на более высоком уровне, – значит отказаться от психологической позиции. Следует, конечно, учитывать, что речь здесь не идет о дикой, необузданной сексуальности, о которой писал Вильгельм Райх. Сексуальная жизнь и в особенности фантазии на эту тему с ее бесчисленными загадками и прелестями – только один из медиумов индивидуации, однако это не медиум, который par excellence (по преимуществу) продвигает процесс индивидуации.

Предположение о том, что самые странные сексуальные фантазии и действия часто связаны с индивидуацией, а следовательно, с благом, обосновывается следующими примерами.

Однажды я лечил студента-фетишиста, который был задержан полицией по обвинению в воровстве женского нижнего белья. Тогда я еще только начинал практиковать как психиатр. Я пытался раскрыть определенные психодинамические связи, скрывавшиеся за очевидным поведением молодого человека и тем самым помочь ему. На одном из сеансов он торжествующим голосом зачитал мне то место из «Фауста», где описывается, как Фауст встречает Елену. После долгих поисков герой оказался наконец лицом к лицу с самой совершенной женщиной на свете, с прекрасной Еленой, а когда она исчезла, у него в руках остался ее платок.

«Женщины – и без того лишь символ, – объяснил мне студент. – Вероятно, переживания от контакта с женской сущностью глубже, если человек обладает лишь предметом женской одежды, объектом, который символизирует женщину. По крайней мере, подобный человек никогда не забывает, что фантазия значима не менее, чем реальность». В каком-то смысле этот пациент был прав. Он не сводил сексуальность ни к инстинкту размножения, ни к чистому удовольствию, ни к отношениям между людьми Он понимал ее как нечто символическое.

Благодаря ему мне стало ясно, что сексуальность необходимо понимать иначе, чем я делал это до сих пор. Я стал задумываться над тем, что сексуальные отклонения пародоксальным образом чаще соответствуют феномену сексуальности, чем так называемая норма. Хочу еще раз повторить: понятия «нормального» и «ненормального» в сексуальной сфере утратили свое значение. Индивидуация дает нам ключ к самой сексуальности, а не к понятиям нормальности и ненормальности.

Необходимо испытать потребность в индивидуации, осознать темную и деструктивную часть самого себя. Это может произойти – наряду с многими другими возможностями – посредством сексуальных медиумов. Речь идет не о том, что всех нас должны вдохновлять фантазии маркиза де Сада или Леопольда Захер-Мазоха, а о том, что фантазии такого рода следует понимать как символическое выражение процесса индивидуации, который разворачивается в сфере сексуальной мифологии.

Одно время моей пациенткой была женщина-мазохистка, склонная к самобичеванию. В лечении наблюдался некоторый прогресс: она прекратила истязать себя и подавила свои мазохистские фантазии. Однако у нее появились необъяснимые головные боли, очень мешающие ее работе. Пациентка была негритянкой и в ее среде видения считали чем-то само собой разумеющимся. Ей привидился Моисей, призывающий ее возобновить самобичевания. Он сказал, что если она откажется, то египтяне убьют его. На основе данного видения женщина соорудила сложную теорию, отчасти опиравшуюся на известные ей ритуалы мексиканских христиан, о том, что ее помощь страдающему миру, ее миссия, заключается в мазохистских действиях. Стоило ей снова предаться мазохистским фантазиям, головная боль исчезла, а психическое состояние нормализовалось. Данный пример свидетельствует о многом.

Феномен садомазохизма всегда изумляет психологов. Как могут совмещаться удовольствие и страдание? В понимании многих психологов и психоаналитиков мазохизм – это нечто совершенно бессмысленное: мазохисты не способны переживать удовольствие от истязаний в реальности и довольствуются только фантазиями или безопасными инсценировками. Однако это не совсем верно и, кроме того, относится по большей части к сексуальным отклонениям. Действительная сексуальная жизнь вообще редко полностью соответствует фантазиям. Но известно, что существует множество мазохистов, которые не только мечтают об унижениях и страданиях, но и с радостью их испытывают в реальности.

Мазохизм играл огромную роль в Средние века, когда бичующиеся наводняли города и деревни. Святые занимались самобичеванием и умерщвлением плоти, монахи и монахини рассматривали подобное страдание как упражнение в религиозном рвении. Стремление современной психиатрии истолковать данный коллективный феномен как выражение перверсивной и невротической сексуальности не выдерживает критики. Объяснение данному феномену дает понятие индивидуации. Вероятно, страдания вообще характерны для человеческой жизни, с ними приходиться мириться, несмотря на то, что подчас они бывают невыносимыми. Даже святые с трудом мирились с тем обстоятельством, что мир преисполнен страданий, душевных и физических. Одной из труднейших задач процесса индивидуации является новое отношение к страданиям, радости, боли и удовольствию, божественной милости и гневу. Данные противоположности символически объединяются в рамках мазохизма. Мазохист мирится с жизнью до такой степени, что способен с радостью испытывать боль. Таким фантастическим способом мазохист переживает столкновение с величайшими противоречиями бытия.

Важную роль в сновидениях и фантазиях женщин играют изнасилования; часто они являются предметом навязчивых страхов. Возмутительная или привлекательная, в любом случае фантазия об изнасиловании имеет огромное значение для понимания женской психологии. Изнасилование – одна из значительных тем греческой мифологии и изобразительного искусства. Вероятно, мотив изнасилования символизирует грубое преодоление анимы анимусом. В процессе своей психотерапевтической практики я замечал, что фантазии об изнасиловании, воспринятые пациенткой как психологическое приобретение, как живой символ, который нельзя оставить без внимания, способствовали развитию женщины и часто направляли их по пути ииндивидуации, т. е. к выздоровлению.

Пожалуй, становится очевидной насущная необходимость освобождения от штампов «нормальности», которые, по сути, не что иное, как судорожное усилие сохранить привилегии за так называемой нормальной сексуальностью. Таким образом, подлинное понимание становится невозможным. Большинство человеческих сексуальных фантазий человечества с точки зрения нормальности, мягко говоря, своеобразны. Нельзя претендовать на понимание психологического феномена, объявляя значительную его часть ненормальной или патологической.

Надо сказать, что так называемые перверсии – необходимый компонент в понимании сексуальности, одна из сложнейших вариаций которой – мазохизм. Мазохизм почти всегда дублируется садизмом. Существует даже двойное понятие– садомазохизм. Мазохизм является камнем преткновения для психологии, ограниченной биологической моделью и полагающей, что такой подход в состоянии объяснить психическую жизнь посредством механизмов переживания. Существуют определенные моральные представления, которые мешают понять данный феномен, но примечательно то обстоятельство, что садизм менее сложная проблема, чем мазохизм.

Прежде всего несколько терминологических пояснений. Традиционно понятие «садизм» связывается с чувством сексуального удовольствия, которое возникает в процессе причинения физических или душевных страданий партнеру или при наблюдении за подобными действиями. Садизм в широком смысле этого слова означает жестокость, иными словами, то же самое удовольствие от причинения страданий, которое, однако, не обязательно должно носить сексуальный характер. Под моральным садизмом понимается склонность получать радость от психологического насилия. Агрессия, которую зачастую путают с садизмом, – другой феномен, подразумевающий наличие способности радоваться, побеждая и преодолевая противника. Агрессия в этом смысле есть необходимый инстинкт выживания. Говоря об агрессии, мы, безусловно, имеем в виду не причинение боли ближнему, а убедительное самоутверждение. В связи с тем, что садизм зачастую путают с биологически оправданной агрессией, возникает иллюзорное впечатление, что данный феномен интерпретировать проще, чем мазохизм. Удовольствие от чужих мучений получают очень многие люди, и качество это встречается гораздо чаще, чем непосредственно сексуальный садизм, хотя, разумеется, и в «нейтральной» жестокости очень часто на заднем плане проступает сексуальный мотив. Жестокость – феномен древнейший и очень стойкий, жестокость присуща воображению современного человека, царит в кинофильмах и других произведениях искусства. Римляне, цивилизация и культура которых составляет основу западного мира, никогда не испытывали смущения перед жестокостью. Когда у них появлялось желание поразвлечься, они бросали рабов и осужденных на растерзание хищникам; в том случае, если в ремарках или в тексте пьесы упоминалось распятие, на театральных помостках устанавливали настоящий крест и действительно распинали какого-нибудь преступника.

Известно, что русский император Петр I предлагал гостям в качестве развлечения полюбоваться на отсечение головы. Будучи французской принцессой, юная Мария Стюарт часто наблюдала, как гугенотов истязали до смерти, не отрываясь от десерта. Публичные казни всегда были большими народными праздниками, и бабушки спешили поднять на плечи своих маленьких внучат, чтобы те смогли получше рассмотреть происходящее. Об ужасах Второй Мировой войны говорить не приходится.

Жестокость, связанная с желанием сексуального удовольствия, – давно известный и подробно описанный в литературе феномен. Маркиз де Сад, французский писатель XVIII в., – фигура, говорящая сама за себя. Но большая часть садистической сексуальности разворачивается в фантазиях и сновидениях; именно в рамках садизма проявляются психические компоненты, играющие чрезвычайно важную роль в развитии индивида.

Отчасти садизм можно трактовать как выражение деструктивных аспектов личности – «внутреннего убийцы». Радость от разрушения является специфической чертой человека. Решение вопроса о принадлежности удовольствия от разрушения самой человеческой сущности или области ошибочного развития (хотя я скорее выбираю первое) в наши задачи не входит. В любом случае деструктивность – это психологический феномен, с которым приходится сталкиваться каждому человеку. В этом смысле радость от разрушения, от уничтожения имеет место и в сексуальной сфере.

Деструктивность и самодеструктивность взаимосвязаны. Поэтому нет ничего удивительного в том, что садизм и мазохизм всегда сопровождают друг друга; уничтожающий себя убийца – ядро архетипической тени, человеческой деструктивности, которую нельзя свести ни к чему другому.

Другим компонентом садизма является опьянение властью. Оно выражается в сексуальном удовольствии от полного подчинения партнера, от игры в кошки-мышки.

Кроме того, в рамках садизма партнер низводится до уровня чистого объекта. В садистских фантазиях большую роль играет связывание партнера и холодное, заинтересованное наблюдение за его поведением. Партнер превращается в вещь, реакции которой оказываются поводом для игры.

Превращение партнера в объект играет значительную роль в сексуальных отношениях, хотя в этом не торопятся признаваться. Ведь в идеале требуется, чтобы сексуальные и другие человеческие отношения всегда были отношениями двух равноправных партнеров. В противном случае, если партнер превращен в объект вне зависимости от целей такой метаморфозы – желания получить удовольствие или с интересом понаблюдать за ним, – отношения, по общему мнению, становятся нездоровыми.

На мой взгляд, такое мнение – предрассудок. Любые отношения всегда, помимо всего прочего, предполагают объективирование (превращение партнера в объект). Одному из участников отношений всегда необходимо рассматривать своего партнера предметно, объективно, переживая вместе с тем полную идентификацию со своим визави, но не желая отказываться от холодного объективного наблюдения. Без объективирования межличностные отношения оставались бы хаотичными и рискованными. На бракоразводных процессах или в их преддверии часто приходится слышать от одного из супругов: «Я так любил/а ее/его, а теперь я просто не узнаю этого человека, он стал другим, он совершенно изменился». Это разочарование, это изумление проявляется прежде всего в отношениях, в процессе которых партнер старательно избегал объективирования.

Таким образом, садизм является выражением деструктивности, власти и объективирования в сексуальной сфере.

Я считаю нужным указать на индивидуационный характер сексуальности, а вовсе не ставлю себе задачу пропагандировать сексуальные перверсии. Обширная игровая область человеческой сексуальности, проявляющаяся в сексуальных фантазиях, может быть истолкована не только как патология.

Наиболее ярко индивидуационный характер сексуальности проявляется, конечно же, в интенсивном эротическом сближении мужчины и женщины, в их кратковременном экстатическом слиянии в половом акте. Это постоянно и глубочайшим образом потрясающее человека переживание нельзя интерпретировать только как биологическую копуляцию. Такое мощное событие, характерное духовным и физическим слиянием мужчины и женщины, следует истолковывать как выраженный в реальности символ «mysterium conjunctionis» (таинства воссоединения), конечной цели индивидуации. Даже алхимики рассматривали символический образ сексуальной связи короля и королевы как венец своего труда. Половой акт знаменует собой преодоление всех господствующих в нашем сознании барьеров непонимания, противоположности и несовместимости. Мужчина и женщина, отчасти противоположные, отчасти вообще несовместимые существа, наконец дополняют друг друга, совмещая в акте любви все амбивалентности, полярности и прорехи в ткани бытия. Очарование полового акта именно в этом, а не в перспективе размножения, которую он открывает. Такой акт намного шире, чем выражение теплых личных отношений между данным мужчиной и данной женщиной. Он – символ сил, намного превосходящих личное, в том числе личные отношения. Именно поэтому в описаниях религиозных переживаний часто фигурируют эротические образы, когда мистическое единение с Богом изображается как экстаз, как захватывающий акт любви. В этом смысле большинство любовных историй мира, лирические стихотворения, песни и т. д. следует понимать не только как выражение эротических аспектов бытия, но и как религиозный символ.

Фрейд убедительно продемонстрировал, что подавляющее число частных сексуальных влечений сводится в процессе полового акта к одному большому, совокупному переживанию. Из яркого и чарующего многообразия сексуальных влечений в половом акте возникает одноединое и значительное событие.

Сексуальная жизнь и эротические фантазии потому так богаты и многообразны, что посредством этих живых символов переживается любая возможная вариация психического развития. Подобно Юнгу, который интерпретировал своеобразные фантазии алхимиков как символы духовного развития и индивидуации, мы можем сейчас проследить процесс индивидуации в сексуальной жизни с ее «отклонениями». В этом отношении величие Фрейда несомненно. Хотя он ошибочно полагал, что сексуальность можно описать только в рамках биологической модели, и верил, что нашел в ней первопричину человеческого поведения, он все же подходил к исследованию данного феномена с разных позиций. В полной мере оценить значение фрейдовского психоанализа можно только в рамках аналитической психологии. В процессе анализа Фрейд столкнулся с феноменом сексуальности и, будучи ошеломленным этим, почти вопреки самому себе создал современную сексуальную мифологию, часть которой – образ полиморфно-перверсивного ребенка, аспекты которого присутствуют в психике каждого индивида, хотя некоторые из них вытесняются и продолжают теневое существование в сновидениях и бессознательных, латентных фантазиях. Образ полиморфно-перверсивного ребенка имеет много общего с понятием самости юнгианской психологии, символом духовной цельности, божественного стержня человеческой личности, который вмещает все перспективы и противоречия психики.

В данной главе речь шла о возможном символическом значении сексуальной жизни и ее отклонений, которые можно в полной мере понять только в рамках процесса индивидуации. Речь идет о чувстве стыда и стремлении к тайне. Сексуальную жизнь, подлинную или воображаемую, большинство из нас хранит в тайне. Сексуальные образы, проявившиеся в сновидениях пациентов и истолкованные терапевтом, теряют, как правило, свою значимость и силу. С точки зрения полового инстинкта, наслаждения и межличностных отношений, такая потребность в тайне едва ли понятна. Однако тайна и интимность суть свойства души и процесса индивидуации. Время от времени этот процесс должен приводить к буре, образно говоря, в закрытом сосуде, и никто и ничто не должно препятствовать этому.

Демонические аспекты сексуальности

В предыдущей главе шла речь о том, что христианские теологи долгое время допускали сексуальность лишь при условии того, что она служила размножению, считая чистую эротику демоническим, зловещим феноменом, с которым следует бороться и по возможности его нейтрализовать. Средневековые теологи были людьми неглупыми, образованными и способными к скрупулезному анализу, они искали истину и стремились познать бытие. Поэтому нельзя пренебрегать их отрицательным отношением к сексуальности, необходимо разобраться, что послужило причиной такого отношения, в чем кроется зерно истины.

Даже в настоящее время сексуальность воспринимается многими как нечто демоническое. Все попытки закрыть глаза на существующую проблему или представить сексуальность как феномен «совершенно естественный» терпят неудачу. Современный человек все еще склонен усматривать в некоторых проявлениях сексуальности зло в чистом виде, грех, вызывающий страх и неприятие.

Примером этому может служить теория первичной сцены. Последователи Фрейда и его явные и неявные сторонники полагают, что у ребенка, который случайно стал свидетелем полового акта родителей, могут развиться в качестве последствий подобного травматического опыта неврозы, фундамент для которых вообще закладывается в младенчестве и раннем детстве.

Однако что-то в этой теории настораживает: 90 % населения живут в таких условиях, что представляется решительно невозможным избежать того, чтобы дети не заметили той или иной сексуальной активности родителей. Только небольшая прослойка населения в состоянии позволить себе иметь квартиру, состоящую из более чем одной или двух комнат. Спору нет, наблюдение за сексуальными контактами родителей или других взрослых людей производит на детей глубокое впечатление. Но означает ли это, что последствием такого впечатления, которое так или иначе получили многие дети, непременно окажется невроз? Согласиться с этим равносильно тому, что сказать: все детские переживания травмируют человека и ведут к неврозу. Кроме того, сексуальность в данном случае приобретает определенно демонические и даже магические черты, поскольку ей приписывается столь мощное воздействие.

Для того чтобы предотвратить любые недоразумения, надо отметить, что я не поддерживаю многих современных психологов, которые, увлекшись снятием табу с сексуальности, заходят так далеко, что призывают родителей не исключать детей из своей сексуальной жизни. Наивно выглядит и мнение некоторых современных детских писателей, полагающих, что даже в детских книжках следует упоминать о сексуальной жизни родителей. Они упускают из виду комплекс инцеста, который выражается в тотальном табу на инцест. Беспрепятственная демонстрация сексуальной активности родителей чересчур возбуждает инцестуозное желание и связанную с ним детскую ревность. Эдипальная ситуация тем самым крайне обостряется. Вместе с тем удачно и беспрепятственно продемонстрировать своим детям сексуальные аспекты жизни удается лишь очень немногим родителям, что тоже связанно с табу на инцест. Родители инстинктивно защищаются от чрезмерной стимуляции своих инцестуозных фантазий и склонностей. Вытеснение табу, вероятно, наносит больше психических травм, чем его благоговейное принятие, поскольку великие табу, наподобие запрета на инцест, защищают нас в гораздо большей степени, чем стесняют.

Хотя в задачи этого исследования и не входит анализ табу на инцест, мне представляется необходимым напомнить о том, что данное табу, пожалуй, не стоит понимать с биологической точки зрения. Если бы люди практиковали инцест, то, несмотря на накопление неблагоприятных наследственных факторов, большинство детей, появившихся на свет по причине такого рода связей, умирало бы, тем самым устраняя возможность передачи своих дефектов по наследству. Поэтому удовлетворительно объяснить табу на инцест как инстинктивное, евгеническое[10] поведение невозможно. Табу на инцест связано скорее всего со стремлением к дальнейшему развитию и контакту с внешним миром, поэтому тесные половые отношения должны разворачиваться за пределами семьи, чтобы развитие индивида не застаивалось.

Следующим примером, демонстрирующим, насколько все еще распространено представление о чуть ли не магически вредном воздействии сексуальности, могут служить законы и судебная практика, касающиеся эксгибиционистов. Переживания, связанные с эксгибиционистами, для многих детей и взрослых женщин, несомненно, серьезны. Но мнение о том, что этот испуг столь вреден для психики, что необходимо исключить угрозу эксгибиционизма, запугав виновников перспективой долгосрочного тюремного заключения или даже кастрации, весьма спорно. Невозможно убедительно доказать, что опыт, связанный с эксгибиционизмом взрослого, наносит психике ребенка тяжелейшую травму и уж тем более, что взрослая женщина будет до предела потрясена эксгибиционистской выходкой мужчины.

Общеизвестно, что эксгибиционисты, как правило, безобидны и ведут себя таким образом именно потому, что боятся женского пола и не осмеливаются приблизиться к женщинам. Проще говоря, женщине грозит гораздо большая опасность быть изнасилованной так называемым нормальным мужчиной, чем оказаться жертвой эксгибициониста, который практически никогда не нападает.

Бесспорно, многие взрослые, страдающие от сексуальных проблем, утверждают, что они возникли в результате неприятного детского опыта, связанного со встречей с эксгибиционистом, однако это не следует расценивать как доказательство такого возникновения сексуальных проблем, поскольку перед нами частное мнение и не более того. Желание отыскать всему причину слишком велико. Если у человека появляется расстройство желудка, то могут посчитать, что виной тому холодное пиво, забывая, что до сих пор он пил его ежедневно и без последствий. Многие гомосексуалисты, коль скоро их осуждает общественное мнение, испытывая смущение по поводу своей гомосексуальности, пытаются оправдать ее тем, что их совратили в юном возрасте другие гомосексуалисты. По аналогии с этим многие женщины объясняют свои сексуальные проблемы травмой от встречи с эксгибиционистом.

Кроме того, сексуальность регламентирована и запрещена, например, в больницах. В том случае, если пациенты пребывают в больнице короткое время, то проблем с этим не возникает, но тот факт, что и в тех медицинских учреждениях, где пациенты вынуждены жить длительное время, например, в санаториях для нервнобольных или больных туберкулезом, всякая сексуальная жизнь строго запрещена, может быть определен в качестве следствия тенденциозного отношения к сексуальности как к демоническому феномену, абсолютному злу. Считается, что сексуальная жизнь может каким-то зловещим, загадочным образом навредить пациентам. Но, собственно, почему? Почему пациенты в большинстве нервных клиник не имеют право на сексуальные контакты внутри заведения?

Кроме того, например, в Швейцарии уголовно преследуется сексуальная связь со слабоумными людьми, которых тем самым хотят защитить. Но спрашивается, от чего? Эксперты отталкиваются от ошибочного в принципе постулата, что сексуальная жизнь у слабоумных людей невозможна. И то обстоятельство, что такой в сущности негуманный закон не вызывает сопротивления общества, лишний раз доказывает, что сексуальности приписывается магическое отрицательное влияние.

Приведу еще один пример: спортсменам, участвующим в таких крупных состязаниях, как олимпиада, тренеры часто строжайшим образом запрещают иметь сексуальные отношения в период соревнований. Бывали случаи, когда участников олимпиады отправляли домой только потому, что они пускались на поиски сексуальных приключений. При всем том известно, что на некоторых спортсменов секс оказывает благотворное влияние и способствует достижению хороших спортивных результатов. Однако в случае запрета срабатывает инерция древнейших представлений, поскольку у некоторых первобытных народов мужчины не имели право вступать в сексуальный контакт с женщинами перед военным походом.

Демонические аспекты сексуальности проявляются и в том, что людям трудно воспринимать сексуальную жизнь лишь как «наслаждение». Не секрет, что очень немногие люди способны «просто наслаждаться» сексуальностью, как хорошим обедом. Теория стакана воды, согласно которой сексуальное переживание приравнивается к утолению жажды, находит своих сторонников, но объяснить таким образом этот феномен в целом и они не в состоянии.

Что означают вроде бы преодоленные демонические аспекты сексуальности для современной психологии? Зловещее, демоническое – почти всегда непонятный, тревожный, нуминозный феномен. Стоит появиться чему-то, не поддающемуся осмыслению, как людей охватывает страх. Процесс индивидуации, который имеет ярко выраженный религиозный характер, во многих отношениях переживается как нуминозный. Все, что имеет отношение к сакральному, тоже носит зловещий, пугающий характер.

Подобное отношение к сексуальности объясняется ее связью с процессом индивидуации. Сексуальность – это не только естественная биологическая деятельность, но и символ постижения смысла жизни, стремления к божественному.

Сексуальность представляет собой совокупность символов всех аспектов индивидуации. Контакт с родительским началом выражен в виде драмы инцеста. Тень связана с деструктивными садомазохистскими эротическими компонентами. Контакт с анимой и анимусом оформлен в виде полового акта между мужчиной и женщиной. Нарциссизм переживается в сексуальных фантазиях. Соединение всех противоположностей, «unio mystica», «misterium conjunction», находит свое наиболее впечатляющее выражение на языке эротики.

Сексуальность и брак

Выше уже подчеркивалось, что индивидуация может происходить по-разному, – все дороги ведут в Рим. Иными словами, счастья можно достигнуть тысячью способами. Человек имеет возможность выбирать из разнообразных и часто диаметрально противоположных форм индивидуации то, что подходит ему.

Процесс индивидуации, протекающий через сексуальные символы, следовало бы называть инстинктивной индивидуацией. Данная форма индивидуации навязывается человеку, который при этом не в состоянии самостоятельно принимать важные решения. Поэтому сексуальная символика индивидуации имеет огромное значение, ведь именно она инспирирует большую часть образов всех видов индивидуации.

Принципиально иной формой индивидуации является описанная здесь конфронтация в браке. Решаясь на брак, люди совершают выбор. Индивидуацию, осуществляющуюся в браке, можно назвать индивидуацией свободного выбора. Решение вступить в брак можно сравнить с решением пройти курс психоаналитических сеансов, получить профессиональное образование и т. д.

Брак и сексуальность всегда были и остаются феноменами, тесно взаимосвязанными, хотя в настоящее время сексуальность может реализовываться и вне брака, в чем прежде отказывали главным образом женщинам. Девушка должна была при вступлении в брак быть девственницей. Даже сейчас, согласно законам, сексуальные отношения супругов вне брака следует рассматривать как нарушение супружеских обязательств. В браке, который прежде всего понимается как путь к счастью, сексуальность, естественно, является идеальной областью для поиска счастья и развития индивидуации. В данном случае сексуальность служит не размножению и не только межличностным отношениям, прежде всего, взаимной любви, но и стремлению к индивидуации.

В этом смысле не существует нормальной и ненормальной сексуальности супругов. Позволено все, все допустимо, так как это является выражением фантазий, в которых осуществляется индивидуация. Тем не менее пока еще существуют супружеские пары, сексуальность которых находится под прессингом «нормальности». Такие супруги полагают, что не должны выходить за определенные рамки, полностью раскрываться перед партнером и совершать то, что, по мнению большинства, недопустимо. В результате этого супруги крайне редко дополняют и удовлетворяют друг друга в сексуальном плане. Вместо того чтобы поддержать своего партнера, поделиться своими сокровеннейшими сексуальными фантазиями, супруги, скованные страхом перед перспективой показаться ненормальными людьми, бывают склонны к морализаторству и осуждению, так сказать, за компанию всего того, что не очень нравится партнеру или вызывает у него некоторые сомнения. В результате этого почва для индивидуации уходит из-под ног супругов, и они вполне закономерно начинают искать ее вне брака или же пассивно сносить ханжество партнера, что не менее драматично.

Речь идет о том, что в браке необходимо научиться разделять сексуальные предпочтения, не отвергать с порога фантазии супруга, принимать свою вторую половину со всеми ее низменными и возвышенными устремлениями. Только так можно проложить себе путь в дебрях души, соглашаясь с тем, что, как в сказании о Куллохе, не все поступки человека поддаются объяснению.

Разумеется, в некоторых случаях поступить так очень нелегко. Допустим, супруг ориентирован бисексуально. Как должна реагировать на это жена? Стоит ли ей поощрять рассказы мужа о своих сексуальных фантазиях или же она должна посоветовать ему разрядиться, реализовать свои гомосексуальные мечты? В данном случае не существует никаких общих правил, любой образ действия может оказаться верным, и наоборот. Хочется пожелать только одного: чтобы в сложных ситуациях терпимость каждого супруга возобладала над его личными склонностями и точкой зрения. Пожалуй, можно выдвинуть одно правило: не следует пытаться избегать друг друга в сексуальном плане, насколько бы это ни было сложно, ведь, в конце концов, с этим человеком вам жить долго, быть может, до самой смерти. Конфронтация никогда не прекращается. Как к ней относиться – дело каждой супружеской пары. Все супруги создают внутри брака свое счастье, ищут свой неповторимый путь индивидуации. В этом смысле супруги абсолютно суверенны и не обязаны ограничивать себя какими-то привнесенными извне представлениями о нормальности. Каждый брак – это самостоятельный, самобытный и независимый мир, созданный двумя людьми для себя, а не для других, и не надо забывать, что «all is fair in love and war», «на войне и в любви позволено все».

Независимость каждого брака проявляется не только в сексуальности, но и в любых отношениях супругов.

Едва ли существуют нормальные, лишенные невротических черт люди. Каждый из нас решает проблемы и разбирается с антиномиями жизни своим способом, добиваясь в этом большего или меньшего успеха, стремясь к чувству защищенности, пытаясь быть зависимым, как ребенок, и вместе с тем независимым, суверенным человеком, делая все, чтобы отделиться от родителей и одновременно испытывая потребность в их опеке, тоскуя по ближним и испытывая страх перед их и своей собственной агрессией, боясь боли, стараясь не представлять дикую картину ожидающего нас физического разложения, ужасаясь неизбежности смерти и желая увековечить себя в детях и внуках, испытывая потребность во власти и желание подчиняться, любовь и ненависть, страх перед Богом и гордыню и т. д. В этом смысле все люди более или менее невротики. Однако психологические способности людей, сталкивающихся с необходимостью решать подобные проблемы, различны.

Исходя из этого, можно сделать вывод, что супруги никогда не бывают совершенно «здоровыми» людьми, а имеют свои невротические особенности. Но в контексте брака речь идет не о том, чтобы один супруг курировал или реформировал другого – это невозможно, а о плодотворном и взаимообогащающем общении в течение всей жизни. Следовательно, для того чтобы брак функционировал, невротические симптомы обоих супругов должны быть как-то согласованы, необходимо научиться принимать свои собственные странности и неприятные, причудливые черты партнера, включая их в собственную игру. Кажется удивительным, какие патологические крайности могут находить себе место в браке, ориентированном на индивидуацию. Опытный психолог обнаружит при желании почти в каждом браке достаточно невротических черт для того, чтобы поставить диагноз скорого развода. Однако в браке, в рамках которого осуществляется индивидуация, невротические особенности не являются препятствием, а скорее стимулируют развитие супругов.

Многие браки сбиваются с пути индивидуации, когда супруги пытаются облегчить свое положение, вытесняя странные сексуальные желания или невротические импульсы. Поэтому, чем значительнее конфронтация супругов, тем интереснее и плодотворнее оказывается их союз, их совместное движение по пути индивидуации.

Надындивидуальная природа брака

На практике «отмирание» определенных психических компонентов супругов проявляется в том, что они изолируются от остальных членов семьи, от родителей и других людей.

Вмешательство родственников в супружеские отношения всегда только усугубляет проблемы. Свидетельством тому могут служить, в частности, бесчисленные остроты по поводу медвежьих услуг тещи, которые бытуют среди мужчин. Губительное влияние родни ставит иные браки на грань развода. Да и сами родственники всегда являются проблемой: мать слишком часто вмешивается в дела супругов со своими мерками; отец с зятем подчас совершенно не понимают друг друга; жена считает, что отец достоин большего восхищения, чем ее муж; иногда супруги стыдятся своих родителей, потому что те выросли в другой социальной среде или просто из-за определенных малопривлекательных черт их характера, например, алчности и ограниченности. Так, какой-нибудь кузен способен, быть может, только на то, чтобы отпускать непристойные шутки, которые противны одному из супругов.

Многие аналитики и консультанты по браку советуют в таких случаях ограничить или, если это необходимо, прекратить любые отношения с семьей. В отдельных случаях это может оказаться настоящим выходом из положения, но если принимать во внимание, что конфронтация в браке служит делу индивидуации, то такой совет представляется весьма спорным. С позиций теории коллективного бессознательного К. Г. Юнга, любой индивид связан на бессознательном психическом уровне со всем человечеством, что находит свое конкретное выражение в бессознательной связи с родственниками. Иначе говоря, бессознательное индивида включает компоненты психики близких и дальних родственников данного человека, которые являются его частью по той причине, что он – их часть.

Разрыв отношений с семьей в узком и широком смысле можно уподобить защитному механизму вытеснения. Присутствующие в душе человека образы близких и дальних родственников перестают получать свое зримое воплощение в виде определенных людей, которые ежедневно сидят вместе с ним за обеденным столом.

Конфронтация в браке служит индивидуации прежде всего в том случае, когда горизонт ее максимально широк и включает все компоненты нашей души. Таким образом, конфронтация с семьей партнера представляет собой особый психологический процесс, специфический путь к счастью.

Брак, в котором осуществляется индивидуация, надындивидуален. Эта мысль получает свое символическое подтверждение и в том, что, как правило, в церемонии бракосочетания принимают участие близкие и дальние родственники жениха и невесты, а, по большому счету, эти гости и создают впечатление торжества и церемонии. Современная мода на то, чтобы отмечать свадьбу в «узком кругу» неадекватна ритуальным аспектам брака. Это – свидетельство психологической нереалистичности и индивидуализма, согласно которому индивид не связан с коллективным бессознательным, между тем как именно коллективное бессознательное объединяет человека и других людей, прежде всего индивида с членами его семьи.

Согласно моему опыту, супруги, которые отделяются от своих семей, при всем том, что часто живут относительно неплохо, становятся абсолютно «стерильными» и скучными людьми.

Приведу пример. Жена происходит из так называемой примитивной семьи. Ее отец – состоятельный мелкий промышленник, грубый и неразвитый в интеллектуальном плане человек. Мать с головой ушла в домашнее хозяйство, не имея никаких культурных запросов. Разговор родителей, братьев и сестер жены вращается вокруг телевизионных программ и новостей из популярных журналов.

Муж вырос в буржуазной, скучноватой семье, члены которой были склонны к депрессии. Его мать покончила с собой, когда ему было около двадцати лет. Брат постоянно мог омрачить своим пессимизмом любую радость.

После свадьбы, которая была отпразднована в очень узком кругу друзей, супружеская чета практически прекратила всякие отношения со своими семьями. Мужу надоели его унылые родственники, а жена стыдилась своей семьи.

Брак протекал в общем вполне мирно, но действовал на супругов удручающе; немногочисленные друзья считали эту пару совершенно неинтересной.

Жене регулярно снилось, что она ругается со своим отцом. Когда к ним приближаются какие-то люди, ей становится стыдно и страшно, поскольку они с отцом грубо бранятся и это может привлечь незнакомцев. Тогда она толкает отца, и он падает в воду. Ей было непонятно, намеренно или нет она толкнула его в воду, но так или иначе отец, не сказав ни слова, утонул. После этого раздался голос из толпы: «А ведь он-то (отец) знал, как надо инвестировать деньги под высокий процент».

Среди множества ассоциаций, связанных с этим сновидением, стоит для краткости упомянуть лишь одну. Инвестиции под процент ассоциировались с евангельской притчей о талантах, зарытых в землю. Кроме того, женщина интересовалась финансированием и кое-что смыслила в денежных операциях.

Сновидение можно интерпретировать следующим образом. Толкнув отца в воду, женщина уничтожила единственного человека, который знал, как выгодно использовать «деньги», иными словами, свои способности, и теперь она оказалась ни на что не способной, в творческом смысле «бесплодной».

Жертва

Супружеский союз Иосифа и Марии олицетворяет брак, в котором супруги отрекаются от сексуальности, иными словами, брак асексуальный. Сейчас, когда, например, «институт католичества» стал предметом ироничной критики, психиатры и психологи полагают, что если отсутствие сексуальности в браке не обусловлено органическим дефектом одного из супругов, то подобное супружество следует считать невротической связью двух лиц с серьезными нарушениями в развитии психики. От каждого человека с юных лет и вплоть до старости требуют соблюдения психической гигиены, которая по современным представлениям заключается прежде всего в здоровой и энергичной сексуальной жизни. Сексуальность должна присутствовать в жизни женатого человека, равно как и в жизни холостяка, поскольку в современном обществе данный феномен является «de rigueur»[11].

На мой взгляд, требование это конформистское и грубо уравнительное, поскольку человека приравнивают к животным, настаивая на «естественной» жизни, под которой подразумевают в первую очередь удовлетворение сексуальных влечений.

Однако можно встретить людей, не испытывающих интереса к сексуальности и при этом вовсе не страдающих от «серьезного невроза». Так, существует много супружеских пар, которые не слишком интересуются сексом, и подобные браки совсем не обязательно бессмысленны. Вместе с тем символически значимая сексуальность может быть полностью реализована только в браке, цель которого, однако, не сексуальное удовлетворение, а счастье, поиск индивидуации, обретение своей личности. Это может происходить и вне рамок сексуальности.

Таким образом, мы подходим к центральной проблеме брака, проблеме счастья и индивидуации. Психологи юнгианского направления часто страдают болтливостью и, вместо того чтобы стремиться к индивидуации, добиваться всеосуществления, пытаться полностью реализовать себя, ведут нескончаемые разговоры. Итог долгого пути индивидуации – человек цельный. Например, мандала, символизирующая индивидуацию, представляет собой круг, заключающий в себе различные геометрические фигуры, объединяет противоположности, не упуская ни одной.

Слово «счастье» безусловно не включает значение «всеосуществление» (нем. «die Ganzwerdung»), смысл которого далеко не всегда вполне ясен. Речь идет о поисках Спасения, при которых приходится постоянно приносить жертвы. Быть может, это прозвучит несколько парадоксально, но всеосуществление – удел жертвы, способной на отречение, а именно на отречение от своих личных интересов или даже от самого драгоценного – от своей личности.

В мифологии и ритуалах образу жертвы отводится весьма серьезная роль; с одной стороны, она восхваляется, а с другой – оказывается камнем преткновения и вызывает досаду. Здесь уместно вспомнить странную историю Авраама и Исаака. Бог потребовал от Авраама, чтобы он принес в жертву своего сына Исаака. В последний момент Бог изменил свое решение, но не стоит обольщаться этой концовкой, ведь мифы имеют обыкновение утешать, подобно сказкам. Поэтому то обстоятельство, принял Бог жертву Авраама или нет – к делу не относится. Он потребовал ее, а значит, мог и был готов ее принять. В этой истории речь идет скорее не об испытании, которое уготовил Бог Аврааму, желая проверить, готов ли он пожертвовать ради Господа своим сыном, самым дорогим, что у него есть, а о самом требовании, о самом жертвоприношении, которое Богу необходимо.

Существует также история Агамемнона и Ифигении. В кратком изложении она такова. Греки подошли на парусных судах к берегам Малой Азии и покорили Трою только после того, как Агамемнон принес в жертву свою дочь, хотя интрига состоит в том, что в действительности Ифигения была не убита, а перенесена в дальние пределы.

Идея жертвы обнаруживает себя также в ритуале обрезания, символизирующем то, что, по крайней мере, какая-то часть новорожденного должна быть пожертвована Богу.

Как и любой другой фундаментальный архетипический символ, образ жертвы породил карикатуры и преувеличения. Так, по убеждению ацтеков, в жертву богам следовало принести десять тысяч человек. Вспомним также о миллионах молодых мужчин, которые были убиты в изнурительных сражениях Первой Мировой войны. Все это – ужасающее искажение образа жертвы. Как иначе воспринимать тот необъяснимый с логической точки зрения факт, что военачальники и политики были готовы послать на смерть сотни тысяч молодых мужчин ради приобретения нескольких квадратных километров территории, а эти люди согласились с подобным решением. Очевидно, что речь здесь идет о демонической одержимости архетипическим образом жертвоприношения.

Нельзя обойти молчанием и факт систематического уничтожения миллионов европейских евреев немецкими нацистами. Тысячи, сотни тысяч, миллионы людей пассивно сносили произвол палачей.

Любой архетипический элемент становится чудовищным, если его актуальность преувеличивается.

В последнее время люди все более резко реагируют на идею жертвоприношения и прежде всего тогда, когда она искажается. Стремление и готовность жертвовать чем-то, а также радость от такого решения пользуются все меньшей популярностью. Однако это не отменяет того обстоятельства, что жертва имеет огромное значение для индивидуации и счастья.

Позволю себе напомнить о пути индивидуации, который вот уже две тысячи лет служит для Европы образцом, а именно о жизни Иисуса Христа. Христос принес в жертву все: честь, достоинство и жизнь, чтобы соединиться со своим Отцом небесным.

В данной работе, среди прочего, идет речь о характере индивидуации и счастья в браке. Брак требуется больших жертв. Большинство супругов должны отречься от чего-то индивидуального, бросив это на алтарь брака. Супружество – это постоянная конфронтация, которой невозможно избежать и которая разрешается только смертью. Но непрерывная конфронтация возможна лишь в том случае, если один или оба партнера по браку отрекаются от самого важного. Поначалу супруги готовы отстаивать свое мнение до конца, но затем замечают, что их сосуществование напрямую зависит от готовности сознательно отказаться от личных, субъективных оценок.

Так, музыкально одаренной женщине приходится отказываться от музыки, поскольку без ее поддержки муж не смог бы сделать карьеру и впал бы в депрессию. Или мужу бывает необходимо отказаться от приобретения веса в обществе и зарыть в землю свой талант ради успеха жены.

Примером этого служат сновидения. Одному мужчине приснилась женщина примерно сорока лет, которая пожертвовала своими артистическими способностями ради своего мужа и семьи. Она не развила свой талант, но помогла своему мужу, работа которого требовала полной самоотдачи. В первую очередь она эмоционально поддерживала его, по вечерам часами выслушивая его рассказы о профессиональных проблемах, разочарованиях и достижениях.

Другая женщина видела такой сон: ее ребенок, который немного похож на господина В. (знакомого ей художника), вот-вот утонет. Женщина в панике мечется по какому-то сооружению, напоминающему плотину, состоящую из множества запруд, наподобие бассейнов, ограниченных мостками, и гибнущий ребенок все время оказывается в другой запруде. Он изнемогает, все чаще погружается под воду, и в результате женщине так и не удается его спасти. Сквозь прозрачную воду она видит его недвижимым на дне.

У этой женщины сложилось впечатление, что она одновременно участвует в этой сцене и наблюдает ее, стоя как бы над происходящим.

Когда она пыталась вспомнить, как в деталях выглядели приснившиеся ей мостки, ее вдруг осенило, что все сооружение очень напоминает мандалу. Мостки изображали прямые линии, а запруды – пустоты.

Данное сновидение носило характер кошмара, поскольку женщина не могла спасти ребенка, но вместе с тем способность взглянуть на все происходящее как бы сверху приносила ей глубокое удовлетворение.

Возникает вопрос, не является ли это сновидение указанием на то, что анализируемая должна была пожертвовать даже своей способностью творить ради самости. Подобные мандалы символизируют в сновидениях, как правило, динамику психического, цель и движущую силу индивидуации. Эта мандала заключает в себе жертву.

Если супруги не соглашаются на жертвоприношение, то брак терпит фиаско, поэтому многие методики анализа и психотерапии приводят к разводу. В данном случае брак, в рамках которого осуществляется индивидуация, приносят в жертву собственному развитию и раскрытию личности. По не вполне понятным причинам нарциссическое стремление к раскрытию собственной личности и нежелание жертвовать чем-либо ради брака – догмы современной психотерапии. Вероятно, психотерапевтические группы могут становиться бессознательным орудием модных коллективных веяний.

Супруги среднего возраста часто обращаются к психологам, психиатрам и консультантам по браку с жалобами: «Я не могу реализовать себя; я не могу развивать свою личность; я вынужден оставлять невостребованными многие свои способности; я хотел бы вырваться из тисков и найти, наконец, самого себя». Желание «вырваться из тисков» – излюбленная тема многих романов, новелл и кинофильмов.

Но часто речь идет только об осознании необходимости пожертвовать частью своей личности. И именно этого аспекта индивидуации пытаются избежать. Психологи, которым неизвестен индивидуационный характер брака и которые не хотят ничего слышать о необходимости жертвы, которые преклоняются перед современным культом индивидуальности, являются служителями блага, а не счастья и могут неправильно ориентировать клиентов. Жертвоприношение отвергают по догматическим соображениям.

Само собой разумеется, здесь речь идет не о мученичестве, а о добровольной жертве, которая не влечет за собой упреков и ведет к счастью.

Поэтому в некоторых браках можно пожертвовать даже сексуальностью. Поговорим о фригидности и импотенции. Люди, которых настигли свинцовые стрелы Эроса, часто могут поправиться благодаря психотерапии, но не всегда. К сожалению, в этом случае психологи советуют способному к сексуальной жизни партнеру давать выход своей сексуальной энергии «на стороне». Однако так просто данную проблему не решить, поскольку дилемма, стоящая перед подобными супругами такова: либо один из них жертвует своей сексуальностью, либо другой приносит в жертву чувство собственного достоинства, принимая измену близкого человека как нечто допустимое и неизбежное. Однако нередко отказ от сексуальности не менее захватывающее чувство, чем ее реализация. Фригидный же партнер должен пожертвовать ради своей половины отвращением к сексуальности и принять ее. В этом смысле самые серьезные сексуальные отклонения, фригидность и импотенция, могут оказаться в браке путем, ведущим к счастью.

Мы назвали сексуальность инстинктивной индивидуацией, а брак охарактеризовали как индивидуацию свободного выбора, решения.

Данные формы индивидуации тесно связаны и часто переживаются одновременно, взаимно поддерживая и обогащая друг друга. Но их тесная связь может приводить к драматическим обстоятельствам и недоразумениям. Один путь индивидуации не гарантирует автоматически другого, и не нужно путать их друг с другом. С психологической точки зрения оба пути нужно познать по отдельности.

Очень многие люди вступают в брак на основании сексуальной страсти. Эротическое упоение – состояние столь захватывающее, что в данный момент человек теряет способность отдавать себе отчет в том, что он делает, поэтому брак бывает почти неизбежным. Однако многие молодые люди все же способны интуитивно понимать, что сексуальное упоение, которое принято именовать любовью, отличается от решимости пройти вместе с будущим супругом долгий путь индивидуации в браке, от решимости, которая имеет больше оснований для того, чтобы называться любовью. Многие партнеры по браку полагают, что могут рассчитывать не только на индивидуацию, но и полное сексуальное удовлетворение, которое обеспечит супруг. Вместе с тем существуют и такие супруги, в отношении которых верно как раз обратное: они на пути сексуальной, инстинктивной индивидуации, а сами напрасно требуют, чтобы такой союз выполнял задачи, свойственные браку, связанному с индивидуацией свободного, сознательного решения.

Развод и дети

Разберем подробнее проблему развода, расторжения брака.

Брак длится до самой смерти и заключается именно с этим намерением. Неизбежная пожизненная конфронтация является его глубинным смыслом. Путь индивидуации в браке подразумевает невозможность уклониться от столкновения с партнером даже в том случае, если это оказывается очень трудной и неприятной перспективой.

Однако это означает отнюдь не то, что развод не имеет права на существование и всегда препятствует индивидуации, а то, что, пожалуй, было бы лучше, если бы поменьше людей вступало в брак и что положение холостяка следует уважать. В современном обществе холостяцкая жизнь, к счастью, уже не обязательно асексуальна. Появляются новые формы совместной жизни, такие, как коммуны или другие сообщества, которые не обладают характерной для брака жесткой регламентацией. Следует только приветствовать желание женщин становиться счастливыми матерями вне замужества, поскольку решение вступить в брак только из-за желания иметь детей может принести большой вред. Людям, которые, вступая в брак, заинтересованы лишь в том, чтобы иметь потомков, этот институт противопоказан.

«Errare humanum est»[12]. Супругам рано или поздно может стать ясно, что они не подходят друг другу в качестве партнеров по индивидуации. Тогда они вправе развестись, даже если в общем-то неплохо понимали друг друга. Критерий развода не следует искать в масштабе трудности и патологии брака; он вполне может зависеть и от того, представляет ли брак для обоих партнеров путь к счастью или нет.

К тому времени, когда супруги замечают, что ошиблись, они подчас уже становятся родителями. Тогда возникает вопрос: должны ли они оставаться вместе ради детей?

Мое мнение таково: в случае развода принимать во внимание детей не нужно, поскольку чрезвычайно сложно наверняка определить, что больше вредит психике ребенка, жизнь в семье, где родители разыгрывают перед ними комедию, или жизнь с одним из родителей в атмосфере открытости и честности? Принесет ли пользу детям зрелище того, как их родители жертвуют собой ради их блага и отказываются от собственной индивидуации? В данном случае можно только предполагать и искать подтверждения своим догадкам на практике. Мой опыт убеждает меня, что детям нелегко видеть, как родители отказываются из-за них от своего счастья и индивидуации, поэтому у детей возникают стойкие, хронические угрызения совести по отношению к родителям, что ведет к патологической агрессии.

Кроме того, мысль о том, что безусловно необходимо сохранять брак ради детей, даже если известно, что брак не является их путем индивидуации, чересчур многим обязана идее житейского блага. Брак не является институтом блага не только для взрослых, но и для детей. Задача тех, кто заботится о детях, состоит не в том, чтобы помочь им достигнуть блага, а скорее всего в том, чтобы показать им на примере своей жизни возможность осуществления индивидуации. Мы должны доказать детям важность счастья, а не блага. Поэтому вряд ли пример родителей, которые ради блага ведут ханжескую совместную жизнь, подвигнет ребенка на индивидуацию. Наша цель – счастье детей, а не благо. Различие этих понятий играет решающую роль в отношениях с детьми.

Мне хотелось бы предостеречь читателей от выбора неверного пути для счастья, поскольку это часто имеет драматические последствия вне зависимости от рода занятий данного человека. Аналитик, психолог или просто уважаемый друг нередко дают ошибочные советы, поскольку люди никогда не бывают объективны, и психологи здесь не исключение.

Счастье достижимо и в браке, и вне его. «Приверженцы» того или иного пути счастья пытаются наставлять друг друга на путь истинный, доказывать правоту своих взглядов и тем самым часто наносят вред. Разведенная женщина, которая на своем горьком опыте убедилась, что брак – это не ее путь индивидуации, охотно будет давать советы подруге, испытывающей сложности в отношениях с супругом, но советы эти будут тенденциозны, поскольку данная женщина настроена против брака и ориентируется на индивидуацию вне рамок супружества. Результатом может оказаться развод супругов, которым, быть может, следовало бы помочь как раз сохранить брак. Было бы прекрасно, если бы терапевты и консультанты по браку отдавали себе отчет в том, что и они имеют собственные предпочтения в выборе пути индивидуации, который пропагандируют, и сами нуждаются в точно такой же помощи, как и их клиенты. Тогда люди, которые обращаются за помощью к таким специалистам, были бы в какой-то мере защищены от их сознательного или бессознательного миссионерства.

Хотелось бы надеяться, что в скором будущем аналитик, для которого брак не является предпочтительным путем индивидуации, сможет сказать своему пациенту, жалующемуся на супружеские проблемы: «Должен вас предупредить, что я не очень-то жалую брак, поэтому следите за тем, чтобы я не стал незаметно обращать вас в сторону холостяцкой жизни».

В заключение следует упомянуть о том, что сущность брака, в рамках которого происходит индивидуация, заключается уже по определению в том, что партнеры живут вместе до самой смерти. Развод же не всегда означает, что брак не подходит этим людям как путь индивидуации, поскольку велика вероятность того, что партнер просто оказался трудным, равнодушным или больным человеком, однако брак в принципе полезен данным супругам. Например, католическая церковь трактует понятие «нерасторжимости брака» чересчур буквально. Ступив на путь индивидуации в браке, мы выражаем готовность никогда не разлучаться с нашим партнером, и, даже если дело дойдет до развода и в нашей жизни появится новый, более подходящий для совместной индивидуации человек, идея брака все равно останется идеей столкновения, которое длится до тех пор, пока смерть не положит ему конец.

Счастье, благо и индивидуация: только для избранных?

Когда идет речь о счастье, благе и индивидуации, вполне закономерно возникает вопрос: может ли обычный, средний человек разобраться в таких сложных понятиях, а тем более руководствоваться ими в жизни? Действительно ли существует много супружеских пар, которые задумываются о том, нашли ли они в браке свой путь счастья, индивидуации или, напротив, считают брак цитаделью блага?

Будучи психологом, я далек от того, чтобы пытаться навязать кому-нибудь свою точку зрения. Психология исследует влечения людей и мотивы человеческого поведения, стремясь определить и назвать психологические феномены. Между тем большинство людей переживают психологические феномены образно, а не интеллектуально. До последнего времени такие образы «поставляла» в основном церковь. Однако сущность понятий счастья и блага ясна каждому человеку даже в том случае, если он не может определить их терминологически, интеллектуально. Поэтому образованные и необразованные супруги способны задаваться вопросом, служит ли их брак счастью или в гораздо большей степени – благу. Подтверждение этого мы находим в сновидениях супругов любого социального происхождения и уровня образованности.

Например, двадцатидвухлетняя итальянка, подсобная работница, рассказала мне следующее: «Мой отец оставил нас, когда мне было десять лет. Он регулярно присылал моей матери деньги и только один-два раза в год виделся с нами, детьми. Я очень любила свою мать и в душе упрекала отца за то, что он нас бросил. Нам приходилось нелегко, жили мы очень бедно, детям пришлось оставить школу после двенадцати лет. Но, несмотря на все упреки в адрес отца, я очень его любила. Почему собственно, я не знала, ведь, вообще говоря, бросив мать, он бросил и меня. Когда я его встречала, а это происходило достаточно редко, он не очень-то интересовался моими делами, а всегда рассказывал о своей работе – это было единственное, что его интересовало. Он был прядильщиком. Хотя моя бабушка говорит, что он прял немного. Бабушка тоже, несмотря ни на что, любила его. И должна сказать, что я не хотела бы иметь другого отца».

Мне кажется, что данный рассказ итальянской подсобной работницы демонстрирует, по крайней мере, общее положение дел с психологической точки зрения. Отец искал счастья, реализации и индивидуации вне брака. Судя по всему, он обрел их в профессии. Дочь поняла и приняла это, не отказалась от отца, она даже по-своему восхищалась им. Ей казалось, что отец оставался верен ей, но каким образом, она не понимала и объяснить не могла.

Брак умер – да здравствует брак!

В начале книги речь шла о бурном божественном браке Зевса и Геры. У них не было так называемого счастливого супружества, они не только любили друг друга, но и жесточайшим образом боролись друг с другом. Зевс и Гера могут проиллюстрировать новую точку зрения на брак.

Нет недостатка в попытках понять феномен современного брака, а также помочь супругам путем проведения психологических консультаций. Однако, на мой взгляд, не делается никаких попыток точно уяснить, под какой звездой, среди каких образов находится практика и теория брака. Для того чтобы понять психологию других людей, необходимо прежде всего определить, каким «богам» они служат.

Бывает так, что человек служит двум господам, руководствуется противоречивыми образами и поэтому запутывается все больше и больше.

Большинство исследований современного брака ориентировано на благо, счастье и биологию, что отчасти соответствует состоянию сегодняшней психологии, страдающей недоверием ко всему трансцендентному.

Многие специалисты, занимающиеся вопросами брака, будь то психологи или консультанты по браку, берут за эталон так называемый нормальный, счастливый брак, т. е. лишенные невротических аспектов отношения между двумя психически здоровыми партнерами. Для того чтобы достичь такой цели, делается очень многое. Разрабатываются технические приемы, призванные помочь супругам лучше понять друг друга, делаются попытки объяснить и раскрыть невротические механизмы отношений между партнерами, а затем изменить или устранить их. Брак считается примером отношений, которые можно улучшить при содействии специалистов.

Но все эти усилия ничего не дают, разводы не прекращаются, а существующие браки подчас ужасающе больны. Поэтому некоторые отчаянные головы часто требуют упразднения или радикального изменения этого института. Многие люди считают, что будут жить в счастливом браке, но только единицы оказываются способны на это. Закономерно возникает вопрос: не лучше ли поступить радикально и уничтожить институт брака? Это было бы тем более верно, что многие внешние факторы, которые до сих пор поддерживают брак, постепенно исчезают. Только некоторые супруги сообща ведут сегодня крестьянское хозяйство или управляют общим делом, а следовательно, могут понимать и строить свой брак как деловое партнерство. Более 90 % трудоспособного населения Швейцарии служат по найму. Забота о детях объединяет супругов в течение примерно двадцати лет, но ведь большинство из них живет вместе гораздо дольше – пятьдесят-шестьдесят лет.

К этому следует добавить, что многие психологи полагают, что, по существу, родители не способны правильно воспитывать своих детей, особенно в рамках проблематичного брака, а таких большинство. И только для очень немногих людей еще сохраняется возможность использовать бракосочетание в политических целях. Кажется, что на счету у брака остается все меньше экономических, социологических и политических факторов.

Поэтому люди судорожно цепляются за последний, еще оставшийся защитный фактор, а именно за сексуальность, которой посвящено огромное количество книг, обучающих супругов, как можно вести счастливую, наполненную энергией сексуальную жизнь. Материал для латания прорех в рушащемся здании брака хотят позаимствовать у статуи Афродиты. Разумеется, именно в браке можно реализовать многие сексуальные возможности. Но в последнее время он теряет свое монопольное положение и в этом смысле. Молодые люди становятся сексуально раскованными и все чаще могут наслаждаться сексуальной жизнью, не заключая брак. Натужные попытки ограничить внебрачную сексуальную жизнь запретами на сожительство и тому подобными вещами терпят неудачу. Появляется все больше возможностей для представителей абсолютно всех социальных слоев на свободную сексуальную жизнь вне брака. То, что казалось невозможным еще двадцать лет назад, сегодня произошло. Даже так называемые порядочные юноши и девушки из стабильных семей могут жить вместе без церемоний столько, сколько им заблагорассудится.

Даже более того: признается, что брак может ограничивать сексуальные возможности и символизировать не раскованность, а сексуальную фрустрацию. Таким образом, видимо, медленно расшатывается и фундамент последнего после детей сдерживающего фактора. Брак, замыкающийся на образе блага, разочаровывает ожидания многих людей.

Можно сказать, что так называемый счастливый брак однозначно проиграл. Брак как институт пользы и благополучия не может больше оправдываться, доводы исчерпаны. Психологи, ориентирующиеся в своих исследованиях и практике на благо, поступили бы куда разумнее, если бы предложили людям другие формы совместной жизни, вместо того чтобы понапрасну растрачивать энергию на сложный технически, дорогостоящий и бесполезный уход за смертельно больным, обреченным институтом, которому можно пожелать только скорейшей смерти.

Однако вместо этого начинают вести речь уже о межличностных отношениях, которые предстают в современной психологии как своего рода идол, бог. Существуют даже теологи, которые утверждают, что бог являет себя в человеческих отношениях, которые, однако, могут строиться вне брака, который представляет собой не самое удачное место для межличностных отношений, ведь чем ближе люди, тем резче задевают они друг друга.

В процессе своей врачебной практики я сделал следующее примечательное наблюдение: степень трудности брака, сумма страданий, досады, гнева и фрустрации, невротических аспектов и элементов перверсии вовсе не пропорциональны тенденции к расторжению данного союза. Следовательно, в высшей степени неудачные браки часто являются чрезвычайно жизнеспособными и фактически длятся вплоть до смерти одного из партнеров, а менее проблематичные и менее патологические браки нередко проявляют тенденцию к расторжению и, кажется, распадаются чаще, нежели трудные браки. Наблюдателю, поднявшему над своим кораблем знамя блага стоит большого труда понять это, поскольку он склонен прогнозировать дурные последствия бракам, в которых резко проявляются неврозы и сексуальные перверсии и т. п.

Понятие блага не может дать ответ на вопрос, почему институт брака, несмотря на страдания, которые он зачастую причиняет, все еще очень популярен.

В браке главная роль отводится не просто мужчине и женщине, которые любят друг друга и воспитывают детей, а двум людям, которые пытаются совместно найти свое счастье, пройти процесс индивидуации. Быть может, такое мнение звучит резонерски, старомодно.

Пониманию психики мешает страх затуманить и исказить научный подход элементами религии, и современный образ человека – одно из многих представлений. Люди ориентированы не только на благо, которое заключается прежде всего в стремлении выжить, быть довольным, хорошо отдыхать и получать удовольствие, подобно легендарным феакам. Именно такая ориентация превращает брак в больной институт. Если оценивать брак по критериям блага, то всегда останешься в убытке.

Следует отметить, что фраза «Только смерть разлучит нас» не имеет ничего общего с благом и житейским счастьем, поскольку с точки зрения блага образное выражение «до самой смерти» бессмысленно. Если ориентироваться по благу, то выходит, что брак неизлечимо болен. Поэтому усилия по вскрытию и устранению невротических аспектов брака и каждого из супругов не имеют особого значения; многое из того, что рассматривается апостолами благополучия как патология, вовсе не является таковой, например, принесения в жертву своих личных творческих перспектив.

В понимании людей, которые поклоняются благу, брак болен, но не только для них. Путей счастья много; возможностей индивидуации столько же, сколько людей на планете. Брак – путь счастья многих, но и он неоднороден, и он может быть разным.

Поэтому в начале данной книги я рассказывал о всевозможных формах, которые способен принимать брак, а именно супружество вроде союза Зевса и Геры, Святого семейства и т. д. Супружеская чета по образу и подобию Святого семейства считает приверженцев Геры и Зевса людьми ненормальными. Люди с иными взглядами в свою очередь полагают, что Святое семейство – жалкое зрелище.

Пути счастья всегда были очень своеобразны. Я вспоминаю в этом контексте о святых, долгие годы живших на своих столпах для того, чтобы найти свое счастье, или о средневековых монахинях, которые целовали раны прокаженных.

Кроме того, существует множество путей для индивидуации в браке, среди которых можно назвать брак «принцессы и пажа», когда жена решает все, а муж ведет незаметное, покорное существование, «мафиозный брак», когда гангстер живет с женой и детьми подобно Иосифу из Святого семейства, и т. д.

Для того чтобы понять людей и социальные проблемы, требуется четко разглядеть образы, действующие на заднем плане; феномен брака не будет понят как следует, если исследователи упустят из внимания формирующие его образы. Каждое психологическое явление следует сличать с его подлинным образом, а не с другими, чуждыми ему образами. Готические соборы выглядят в сравнении с памятниками античной архитектуры как символы вырождения. Инерция неадекватного образа размножения мешает понять сексуальность.

Индивидуацию в браке обеспечиваем себе мы сами как участники культурных, религиозных и национальных сообществ и партнеры по браку. Образы, стоящие за современным браком, символизируют индивидуацию и счастье.

Брак умер – да здравствует брак!

Эпилог

Реакция читателей на мою книгу показала, что она вызвала больше вопросов, нежели дала ответов. В предлагаемом эпилоге мне хотелось бы подробно остановиться на социологических и политических следствиях отстаиваемого мною понимания брака. Индивидуация всегда является, кроме всего прочего, процессом политическим, как я уже подчеркивал выше. В этом смысле и брак – проблема отчасти политическая. Речь идет не об обществе – это, на мой взгляд, чересчур общее понятие, – а о государстве, которое как в хорошем, так и в дурном смысле является конкретным выражением более крупного сообщества людей. Кроме того, государство определяет формальную и законную структуру брака, возможности воспитания детей и т. д. На мой взгляд, государство – это не только необходимое зло, но и свидетельство того, что у людей есть и индивидуальная, и коллективная душа, коллективное бессознательное. Его следует понимать не только как контракт между волками, которые договорились впредь не пожирать друг друга, но и как произведение коллективной души. В этом смысле, пожалуй, можно говорить о здоровом, невротичном, психопатичном и даже психотическом государстве, не воспринимая все эти термины буквально.

Швейцарское государство, гражданином которого я являюсь, я считаю государством здоровым, но в какой-то степени невротичным, обладающим некоторыми психопатическими чертами. Кроме того, развитие этого государства меня очень беспокоит.

В кругах, поддерживающих государство, существует мнение о том, что брак и семья – фундамент нашего государства. Люди, отвергающие государство, воспринимают это утверждение в негативном смысле: коль скоро дело обстоит так, считают они, то семья – это орудие порабощения, которое использует больное государство.

Я считаю, что брак – это особый путь индивидуации, который, как и любой другой путь индивидуации, может быть пройден отнюдь не всеми людьми и даже, возможно, меньшей их частью. По этой причине желательно, чтобы современный брак не обладал монополией на оформление отношений между мужчиной, женщиной и детьми; это подразумевает определенные общественные изменения, часть которых происходят уже сегодня. Простое сожительство, к примеру, пользуется все большим признанием, однако официальной формой связи между мужчиной и женщиной считается пока еще только брак. На мой взгляд, законодатели в скором будущем обязательно отрегулируют в законном порядке различные формы совместной жизни мужчины и женщины. Соответственно этому должно измениться отношение закона и общества к внебрачным детям. Подлинная потребность иметь одного или нескольких детей, по моему мнению, есть у большинства людей, подобно стремлению к индивидуации в браке. Часто приходится слышать от молодых девушек: «Я выйду замуж только для того, чтобы родить детей. Сам по себе брак для меня ничего не значит». Люди, вступающие в брак с этой целью, зачастую не обладают никакими способностями, необходимыми для этого особого пути индивидуации. Таким образом, во-первых, общественное мнение не должно рассматривать факт рождения внебрачных детей как нечто постыдное, а, во-вторых, забота о детях и их воспитание вне брака следует поддерживать морально и материально. Этот пункт, кажется, идеально подходит для того, чтобы расшатать фундамент свободного швейцарского государства. Классическая семья представляет собой серьезное препятствие для толпы, стремящейся поглотить личность. Семья до сих пор воспитывает детей и формирует их личность. Возникновение все большего числа вспомогательных педагогических учреждений для внебрачных детей, например, приютов, яслей и т. д., показывает, что влияние государства в области воспитания чересчур возросло. В маленьком коллективе семьи отдельной душе легче найти свой путь, чем под прессом могучего государства.

Впрочем, лично я убежден, что дети и их родители имеют все возможности для того, чтобы создать и поддерживать нетрадиционную семью, стимулируя индивидуальное развитие. Нет никакой необходимости доверять воспитание детей государственным служащим. Посредством особых целевых мероприятий, финансируемых из государственного бюджета, можно было бы материально поддержать отца или мать, в одиночку воспитывающих детей, предоставляя им тем самым достаточно свободного времени для полноценного воспитания ребенка. Разумеется, оплачивать это будут фактически налогоплательщики, не имеющие детей, однако в конечном счете и государству выгодно поддерживать все пути индивидуации своих граждан, а не только традиционный брак. Но важнее экономических мероприятий представляется сам факт признания, уважения и высокой общественной оценки самого факта рождения ребенка вне брака. Матерей-одиночек следует уважать и почитать никак не меньше, чем замужних женщин. Существует очень много путей индивидуации, и уважения заслуживает каждый. Рождение все большего числа внебрачных детей не потрясет основы нашего свободного государства, а напротив, при условии, что государство будет всеми силами защищать подобных детей и их родителей, не пытаясь при этом грубо вмешиваться в их воспитание, подчеркнет ценность этого общественного института, вызовет у людей симпатию и веру в государство. Дети, вне зависимости от того, рождены ли они в браке или нет, имеют для многих людей огромное значение. И хотя дети могут и должны отделиться от родителей, сами родители отделяются от детей крайне редко.

Иметь детей – означает сталкиваться в течение жизни с родными людьми, со своей плотью и кровью, которые, однако, относятся уже к следующему поколению, принадлежат будущему. Это бесконечно сложно и во многом требует активного психологического развития. Индивидуация в рамках отношений родителей с детьми – процесс еще более сложный, чем столкновение между супругами. Вместе с тем отношения с детьми могут идти вразрез с требованиями индивидуации. Родители могут считать детей своей собственностью, продолжением своей личности, материалом для заполнения пустоты и бессмысленности жизни. Любая биологическая деятельность способна помочь нам избежать хронического, депрессивного чувства бессмысленности. Кажущаяся пустота бытия с легкостью девальвируется пьянством, сном, детьми. Но родители, которые слишком рано отделяются от детей, также мешают индивидуации. Мы заботимся о них (хорошо или плохо – это другой вопрос) до тех пор, пока они не станут самостоятельными, а затем перестаем ими интересоваться. Женщинам советуют как можно раньше, например, как только ребенок пошел в школу, возвратиться к профессиональной деятельности, что ведет к уклонению от интенсивного контакта с ребенком. А ведь именно через детей, через родительское чувство человек переживает таинство смерти и бытия. Дети подобны родителям, они происходят от них и, однако, являются совершенно особенными, самостоятельно мыслящими людьми. Глядя на детей, родители начинают понимать, что они «уже принадлежат не настоящему, а скорее прошлому» и «не понимают современного мира», что они сами постепенно становятся историческими персонажами. Так перед внутренним взором человека встает его собственный душевный предел, грядущая смерть. Все это происходит между родителями и детьми, причем совершенно безразлично, женаты родители или одиноки. Поэтому выбор родителей, не вступивших в брак, заслуживает всяческого поощрения.

Ведь может быть и так, что неполные семьи предлагают множество возможностей для душевного развития матери или отца. Здесь, однако, могут возразить, что детям это все несомненно приносит значительный ущерб. Дети из неполных семей более запущены, они невротичнее, им труднее проявить себя в жизни, как показывают бесчисленные исследования.

Поистине чудовищно тяжело жить вне общества или даже вопреки господствующим культурным канонам. Индивидуальный образ жизни, выбор пути индивидуации должны встречать хотя бы минимальную поддержку у окружающих. Только гении могут проходить индивидуацию вне коллектива. А в Швейцарии коллективное мнение не особенно одобряет идею неполной семьи. В каком-то смысле над этими семьями тяготеет что-то вроде проклятия. Подобное отношение общества осложняет положение ребенка и его родителя. Если бы неполные семьи вызывали симпатию у окружающих людей, как нечто легитимное и естественное, то дети, растущие в них, безусловно, были бы здоровее.

Кроме того, если мужчины и женщины женятся лишь для того, чтобы воспитывать детей, то атмосфера, царящая в этих, по-видимому, несчастливых семьях, принесет ребенку значительно больше вреда, чем жизнь с одним из родителей вне брака.

Если бы лет двадцать назад кто-нибудь сказал, что уже в 1979 г. очень многие отпрыски приличных семей с благословения своих родителей будут жить в простом сожительстве, которое станет общепризнанным стилем совместной жизни мужчины и женщины, то этого человека назвали бы болтуном и фантазером. Однако сегодня самые смелые прогнозы сбываются. Поэтому можно надеяться, что изменения коснутся и так называемых неполных семей. Что ж, люди постоянно создают новые возможности для индивидуации, и чем разнообразнее культура, тем больше путей для данного процесса она способна предложить. Речь идет не о разрушении, а о созидании, поскольку, чем больше предлагается путей индивидуации, тем более интересным и творческим становится выбор. Брак станет гораздо более авторитетным союзом, если миллионы людей перестанут вступать в него только для того, чтобы иметь детей.