ЗАВЕРШЕНИЕ

«Медведя можно научить кататься на мотоцикле.

Но будет ли от этого какая–то польза медведю?»

А. и Б. Стругацкие, «Волны гасят ветер»

В эти жгучие послеполуденные часы экспедиционный лагерь как будто вымер. Солнце полыхало палящим глазом; ослепительно–горячие камни и скалы дышали жаром; над раскаленным, как свежая зола в топке, песком колыхалось марево.

Все участники экспедиции до вечерней работы прятались от зноя и сухости кто куда. Сотрудники с Начальниками облюбовали довольно просторную и прохладную пещеру, по одной из стен которой даже понемногу сочилась вода. Работникам досталась обширная ниша в большом утесе. Там, правда, было сухо, но по распоряжению Производителя работ, подкрепленному согласием самого Мыслителя, Работникам предоставлялась металлизированная пленка, два простых кондиционера, не очень мощных, но все же сбивавших температуру до сносной, пористые пелерины и емкость с водой в количестве, достаточном для их смачивания. Так что, при некотором попустительстве и достаточной распорядительности, должный баланс самолюбий в сообществе соблюдался без непрерывного контроля общей ауры.

Сам же Мыслитель предпочитал проводить сиесту на открытом воздухе, в небольшой ложбинке, где ютилась кое–какая растительность. Ложбинку затянули сверху двойным, с промежутком, слоем металлопленки, устроили ложе, а единственный на всю экспедицию кондиционер с увлажнителем достался, естественно, старшему. Энергии–то здесь было хоть отбавляй, солнечной, но воды имелся всего один надежный источник с ограниченным дебитом, так что даже самые строптивые из Сотрудников излишних эманаций по этому поводу не испускали. Наоборот, созерцание подобной роскоши побуждало их ко рвению в работе – ведь не идут в Сотрудники те, кто не намерен пройти до самого верха по ступеням мудрости… Мыслитель с Производителем не один полевой сезон провели вместе в местах, пригодных для чего угодно, кроме комфортного существования и знали, как нужно устроить экспедиционный быт, чтобы работа спорилась.

Вот и сейчас Мыслитель, разбросав по сторонам щупальца и сплющившись в толстый блин, лежал под струей прохладного тумана. Его доступная всем аура (спесь и чванство отнюдь не способствуют поднятию авторитета), медленно меняющийся кожный узор, блики в глазах и их движения свидетельствовали любому интересующемуся – Мыслитель о чем–то размышляет. Скорее всего, обдумывает итоги утренней работы. На самом же деле мудрый и всегда бдящий совершенно бессовестно… спал, наслаждаясь сквозь грезы оседающими на коже капельками прохладной влаги! Давно, когда он был еще совсем молодым Размыслом, его наставник, подошедший к Завершению Мудрец, передал ему секрет – как во сне создавать видимость духовной и умственной деятельности. Все начинания этого Мудреца пошли прахом – их не рекомендовали ко всеобщему восприятию по эстетическим признакам, и тогдашний Размысл, а ныне – известный Мыслитель и вскорости, по всеобщему мнению, новый Мудрец, а там, глядишь, и Мудрейший, был его единственным учеником.

Другим Мудрецам аура Мыслителя, конечно, доступна полностью, а не только то, что он сам сочтет возможным явить низшим или равным, так что некоторые из них случайно вызнали секрет, но отнеслись к его обладателю снисходительно – ведь даже члены Высшего Совета Мудрости в конце концов биологически всего лишь особи, и подвержены личным слабостям так же, как и низшие из Работников… Мыслитель точно знал, что кое–кто из тех Мудрецов даже занятия с учениками проводит просто–напросто в дремоте, и это его забавляло. И одновременно внушало еще большее уважение к их опыту и мудрости – ведь ученики–то их тоже не из глупцов бесчувственных, а на занятиях все ауры участников сплетаются теснейшим образом.

Производителю работ, старому и верному товарищу, Мыслитель поведал об этой своей тайне сам, дабы в совместной работе избегать двусмысленных ситуаций. Любой же Начальник, как факт своего существования, знает: нельзя требовать должного подчинения от низших, не соблюдая субординации к высшим.

Бр–р! О? Мыслитель осознал – ниточка эманации Производителя пробралась сквозь иллюзорную ауру и легонько теребит его дух. Вот к чему были эти вялые раздумья в полудреме! Но что могло случиться в такое время дня? Пустив по нервам бодрящую дрожь, Мыслитель пробудился и обратился ко вниманию.

Производитель спешно ковылял к нему – по такой вот жаре! По раскаленному песку! Он набросил на себя влажную попону; хватательными, передними и задними рабочими щупальцами растянул над собой металлопленку, а четыре ходильных обул в толстые войлочные сандалии – но все равно явно изнывал от зноя и сухости.

Мыслитель никогда не кичился своими привилегиями и Надлежащие Разности соблюдал лишь на виду у всех, для проформы. Он подтянулся, подобрал щупальца и отодвинулся в сторонку, давая место под струей тумана товарищу. Тот, доковыляв, благодарно плюхнулся рядом и несколько мгновений изнуренно пульсировал, отдыхая. Мыслитель, увидев, что кожа Производителя порозовела и пошла коричневыми пятнышками, обратился к нему:

— Итак, что же это побудило Вас так мучиться, кроме желания тайно разделить привилегии?

Производитель встрепенулся и выпустил ауру:

— Да при чем тут привилегии… Я за ними не гоняюсь, как и Вы. Повинные прибыли…

— И ради этого стоило подвергать себя таким вот страданиям? Уж не влились ли Вы в Общность Всеобъемлющего Милосердия? В таком случае, дальнейшая совместная работа вряд ли представляется возможной.

— Вам стоило бы отказаться от избыточной для полевых условий роскоши во избежание недостойных мыслей – так Вам! Хотя прохлада и влага мне сейчас весьма кстати. Нет, если бы я подался к Всеобъемлющим или в какую–то еще секту, я бы не смог скрыть изменения ауры. От Вас уж точно. Тут требуется самое обычное милосердие.